Люди считали, что у котов девять жизней.
Вильгельм совершенно точно удостоверился, что это не так. Все коты, которых ему удалось найти, купить или украсть за неделю, определённо дохли однократно. Как правило, он даже не успевал вытянуть все петли кишечника.
Уильям Корпслэнд жил широко, щедро сея разрушение. Его обоюдоострое любопытство приносило в мир множество бед, и он наслаждался этим. Но даже он вряд ли ожидал, к каким последствиям приведёт его подарок брату.
Чёрная повязка на глаза, на которой чёрным же было вышито его фирменное клеймо. Точное такое же красовалось у Вильгельма на спине. Этими же инициалами он завершал письма. Три буквы, которые он делил с существом, которое не относилось к одному с ним виду, но поразительно сошлось с ним характерами и взглядами на мир.
В благодарность за подарок он тоже захотел сделать Уиллу приятно. Из всей круговерти того, что можно было подарить, Наблюдатель выбрал нечто нетривиальное. Он решил собственными руками смастерить ему цветок в петлицу, долженствовавший подчеркнуть щегольскую небрежность образа младшего Корпслэнда. Он чётко знал, какой оттенок цвета ему требуется. И долго не находил материала, пока на его глазах карета не сбила бродячую кошку.
О, да. Именно тот оттенок. Насыщенно красный, с синеватым отливом.
Было много неудачных попыток: то цветок получался слишком влажным, то бесформенным, то он лопался прямо в руках, переполненный кровью, то излишне быстро засыхал.
Только на полусотенном метре кошачьих кишок Вильгельму удалось создать свой шедевр. Крепкую сочную розу, пламенеющую настолько, что её яркость отпечатывалась на сетчатке и долго мерещилась даже после того, как взгляд был отведён. Пахнущую смертью.
Самое то для Уильяма.
Наблюдатель как раз направлялся вручить свой подарок, когда инстинкты вдруг забили тревогу.
Он чувствовал опасность. Необычнейшее ощущение, требующее пристального изучения.
Его будто бы засасывало в самого себя. В прошлое, что отпечаталось в нём, как годовые кольца в сердцевине дерева.
Несколько секунд ему удалось бороться с этим странным состоянием, тратя накопленное чужое - его, его! - время. Это было сродни попытки брести наперекор водопаду.
Сил хватило только на то, чтоб выложить на подвернувшийся стол подаренную повязку и розу. А потом мир слился в цветное объёмное пятно.
Шероховатое, как сорок пять секунд. Горькое и пахнущее запылённой кровью. Звучное, как радуга.
Полное смешение чувств и восприятий.
Вильгельм всем своим существом ощущал, как его тащит сквозь время. Осознавал это так же чётко, как люди понимают, что сидят и одновременно движутся в пространстве, влекомые каретой, лодкой или бешеной толпой с факелами.
От скорости захватывало дух и хотелось есть.
Эти ощущения прервались так же резко, как накатили.
Открыв глаза, Наблюдатель обнаружил себя в такой же темноте, как с опущенными веками. Пахло тлением, пылью и духами. Его со всех сторон окружало нечто тканевое, шуршащее.
Он находился в шкафу, полном подпорченной одежды.
Вильгельм был сбит с толку таким резким своим перемещением. Не знал бы, что это невозможно, мог бы решить, что стал жертвой охотящегося собрата.
- Уилл? - позвал он на пробу.
Горло не сразу подчинилось ему, будто голос отстал от хозяина, застряв в том времени, но преданно поспешил за ним.
- Лео? - предположил Наблюдатель, вспомнив тот единственный случай, когда он позволил себе поиграть в человека с человеческими же слабостями.
Вселенная ответила ему немедленно.
Град бешеных ударов обрушился на шкаф снаружи, меж ними слышался угрожающий рёв существа, лишившегося рассудка. Будто боги боли, гнева и ненависти, объединившись, решили выбить дух из бедного предмета мебели.
Склонив голову набок, Вильгельм слушал. Некто буйствующий тем временем взялся за топор.
С хрустом и треском он бил по шкафу со всех сторон. Благодаря ему внутри стало чуть светлее.
В очередной раз пробив дверцу, острие топора замерло в миллиметре от роговицы Вильгельма. Медленно моргнув, тот почувствовал лезвие ресницами.
- Извините, если побеспокою, - сказал он негромко, - но всё же я подумываю выйти наружу. Надеюсь, вы не против.
Неведомый крушитель не отвечал.
Толкнув дверь, Вильгельм вышел.
Он оказался в богато обставленной комнате, уже заметно тронутой самой разрушительной стихией - временем. Толстый стой пыли лежал на мебели, но даже он не мог скрыть изысканные узоры на ткани, благородство линий, которым дышала мебель, и дух безудержной роскоши. Судя по всему, хозяин дома, пока был жив, не бедствовал и ни в чём себе не отказывал.
Кудлатые клочья пыли лежали на всём, кроме торчащего из пола топора. Вильгельм был один в комнате.
Он внимательно осмотрел шкаф, ставший его нечаянным убежищем. Оценил глубину проломов в дверцах и стенках.
Заглянул под кровать и широкобёдрый диван, не слишком отличающийся от кровати. Ткнул пальцем в разорённую постель - из перины поднялось облако белой моли и вспорхнуло на люстру.
Не обнаружив ни следа неведомого крушителя, ни объяснения, что происходит, Вильгельм дал волю второй своей страсти помимо пожирания времени людей.
Любопытству.
Он выбрал из содержимого шкафа один более-менее целый костюм, облачился в него. Получилось старомодно даже для тех его воспоминаний, что относились к пятнадцатому веку, но в целом вышло неплохо. В кармане обнаружился цветок.
Точно такой же, что остался в Лондоне, в особняке Корпслэндов. Ни единого отличия. Но точно не тот же.
Подумав, Вильгельм закрепил его в петлице и остался доволен.
Только веки пульсировали отсутствием повязки, подаренной Уильямом.
- Я не понимаю, где я. И когда, - сказал Наблюдатель топору. - Пойдём выясним это вместе?
Прихватив своего нового друга, он вышел из комнаты навстречу всем тем зрелищам, что так настойчиво ждали его.[ava]http://s7.hostingkartinok.com/uploads/images/2015/05/55b51611d1f969bc33da9a52a6f8c905.png[/ava]

Коридор следовал за коридором; их извивы напоминали кишечные петли. Вильгельм шёл, жадно впитывая обстановку чёрными бездонными зрачками. То, что он не понимал, как здесь оказался и как вернуться, лишь добавляло вкуса трапезе.
Увядающая, запылённая роскошь встречала его в каждом следующем помещении. Шёлк и вышивка под пуховым одеялом пыли. Плесень, страстно льнущая к тканевым обоям. Черепки с изысканной гравировкой. Шик, старость, смягчённый временем блеск.
Кто-то другой бы уже устал глядеть по сторонам.
Кого-то начали бы пугать шепотки и шорохи, раздающиеся за спиной. Оглянувшись, Вильгельм увидел, что дверь, через которую он только что прошёл, затянута толстым слоем паутины.
Тенета оказались не так просты, какими выглядели на первый взгляд. Паутина была сплетена из длинных седых волос. Их кончики колыхались на несуществующем ветру.
Вильгельм вздёрнул бровь. Отметил нервическую реакцию своего так убедительно прикидывающегося человеческим тела: по спине пробежала дрожь.
И пошёл дальше, небрежно помахивая топором, как утяжелённой тростью.
Тёмные комнаты чередовались с теми, в которых свет безжалостно резал взгляд. Резкий контраст не слишком радовал глаза, они начинали гореть. И чем сильней пульсировали веки, тем громче становились окружающие шумы. Будто наливались жизненной силой, подпитываемые чужим дискомфортом.
- Простите, вы что-то сказали? - окликнул Наблюдатель полумрак.
Уильям учил его быть вежливым. Монстр всегда остаётся монстром, говорил он, но учтивый монстр сразу обретает определённый шарм.
На вопрос ответила лишь долгая минута тягостного молчания. На дне которой таился новый скрежет.
Его издавала тень Вильгельма, длинная, изломанная, вся в углах и трещинах. Расслаивающаяся и подёргивающаяся.
Он и сам был неидеален с точки зрения геометрических пропорций. Ближе к бухенвальдскому, нежели витрувианскому человеку во всей гармоничности его пропорций.
Тень хихикнула и махнула когтистой рукой. Вильгельм помахал ей в ответ.
Несколько минут подождал продолжения. И пошёл дальше.
Он чуял, что в доме кто-то появился.
Может, об этом сказали шорохи. Может, об этом знала тень. Может, инстинкт охотника, жадного до чужого времени.
Кто-то был здесь.
Игра в прятки не заняла много времени.
Вильгельм стоял у самого порога, когда дверь вдруг распахнулась. Ни единой мышцы не дрогнуло на лице Наблюдателя. Но всё его внимание хищно приникло к новой фигуре в происходящем.
Вильгельм принюхался, с бесстыдством незатейливого чудовища втягивая в лёгкие чужой запах. Пахло красками, химикатами, авантюрами, наивностью, далёкими веками.
- Привет, Лео. Давно не виделись. С того самого дня, когда ты убил меня. Но я рад, что судьба снова свела нас.
Он дружелюбно, от клыка до клыка, улыбнулся. В глазах без радужки голодно блеснули зрачки.
Вильгельм склонил голову набок, слегка сбитый с толку неожиданной репликой. Склонил лишь чуть сильней, чем комфортно нормальному человеку. Моргнул несколько раз, нарезая образ Леонардо на мелкие порции, которые было удобней проглатывать, не жуя.
Лео оставался Лео. Странным малым, неуместным в любом времени. Слишком передовым. Слишком горящим. Слишком неосторожным для цивилизации, в которой обезьяна много тысяч лет назад взяла в руку палку и начала бить другую обезьяну.
Человек, рождённый в тени Великого крота. Иначе реальность бы давным-давно отторгла его, и в противостоянии со старьёвщиком - а может, много раньше - Да Винчи бы погиб.
Вильгельм скользнул в помещение, на выходе из которого Леонардо столкнулся с ним. Обвёл взглядом мрак, полный клубящихся теней.
Топор покачивался в расслабленной руке, как гигантский маятник.
- Ты хотел рассказать о женских плечах. Люблю истории, если они вкусные, конечно же. Так что добавь к плечам крови, если не трудно.[ava]http://s7.hostingkartinok.com/uploads/images/2015/05/55b51611d1f969bc33da9a52a6f8c905.png[/ava]