В Аду жарко, говорили они. Котлы, сковородки и черти пляшут, говорили они. Аманда отдернула занавеску и с необыкновенной ненавистью несколько секунд смотрела на дождевые капли, стекавшие по стеклу. Затем перевела взгляд ненависти на дверь, услыхав стук своего якобы помощника. Прошла к двери, открыла и даровала взгляд ненависти уже непосредственно помощнику. Миссис Ларскин вообще на всё и всех смотрела с ненавистью с тех пор, как оказалась в этом дождливом две тысячи двенадцатом году. К такому жизнь ее не готовила.
О новой управляющей постояльцы гостиницы «Час» узнали почти что сразу после назначения Аманды на эту почетную должность. Зря. Не успели даже подготовиться к тому, что ожидало их в весьма недалеком будущем. Мало кто знает, что Аманда не только умеет читать, а и любит – «Маллеус Малефикарум» был первой книгой, которую можно обнаружить на прикроватном столике в ее царских апартаментах. Царских, как же!
Миссис Ларскин с тоской вспоминала о своем фешенебельном жилище – всем особнякам особняк, если этой фразой можно донести до этих доисторических личностей весь масштаб ее трагедии. Мистер Ларскин был человеком великолепнейшим из ныне живущих, в какое бы время ее ни занесло волею случая. Он ее на руках носил, а когда миссис Ларскин поправлялась – просто держал за руку, но с какой любовью!
Помощник постучал в дверь на три минуты раньше ожидаемого, за что был тут же и незамедлительно уволен. Дисциплина в этом месте – прежде всего, миссис Ларскин сразу так решила, когда мистер Кнедлик доверил ей свое многокомнатное дитя. Тряхнула зелеными волосами, подняла голову и гордо пошла в сторону холла.
- Какой сегодня день недели? – спросила миссис Ларскин у новенькой горничной, неосторожно проходящей мимо.
- Четверг, мэм, - смиренно ответила та, застыв на месте, подобно вору, пойманному с поличным.
- Как ты меня назвала? – сощурилась Аманда, - а ну пшла драить 113-й номер, живо!
- Но у нас…, - нет сто тринадцатого номера, хотела было произнести горничная, но не тут-то было.
- Иди, я сказала, - сурово отрезала миссис Ларскин и отправилась дальше.
Мало кто здесь может постичь всю горечь, которую она испытывала вот уже который месяц. Мало кто может вообразить себе, в какую пучину отчаяния ввергло женщину ее нынешнее положение. Застряла. В прошлом. В 2012-м. Одна. Без мужа. Ходят тут всякие – а волосы? Вы только посмотрите на эти волосы! Владеть столькими богатствами и внезапно оказаться заточенной в одной куче навоза вместе с недалекими нищими. Капли, нужно срочно выпить успокоительные капли!
Пятьдесят граммов успокоительного – вполне достаточно для сегодняшнего утра, полагает миссис Ларскин и спускается в вестибюль. Гостиница настолько мала по ее меркам, что она может представить у себя активно развивающуюся клаустрофобию. Повсюду люди. Куда ни глянь, куда ни плюнь – везде люди. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. А если бы Аманда ковырялась в носу – ни в носу поковырять.
Однако, ее ждет работа. Царский трон за стойкой (его просто не видно), ясный взгляд и улыбка, напоминающая гримасы Нормана Бейтса в момент, когда он вбегал в комнату в платье матери и пытался искромсать ножом очередную цыпочку.

Отредактировано Amanda Larskin (05.06.2015 00:09:40)

За ту неделю, что она провела здесь, миссис Ларскин поняла, что великий боженька, помимо кары в виде ссылки в прошлое, оказался и вполне милостив, раз Петр Кнедлик доверил ей управление гостиницей. Еще никогда месть не была столь приятной, а ведь Аманда даже не старалась – все ее диктаторские замашки шли прямиком от сердца, от души и, если позволите, от совести. Точнее, от ее отсутствия.
Эта зеленоволосая женщина быстро смекнула, что от этого низшего сословия общества, следует ждать не только некомпетентности, а еще и возмутительного изумления, сквозящего в глазах при взгляде на ее шикарную шевелюру – а ведь этот оттенок восхваляли все баснословно богатые гости их с мужем дома. Внешний вид играл и не играл ей на руку одновременно: многие позволяли себе вести себя так, что не грех было соорудить огромный костер и сжечь простых смертных. К сожалению, миссис Ларскин сама же и настояла на соблюдении правил безопасности, а потому идею с костром пришлось впоследствии отвергнуть.
- Да, как раз только избавилась от стареньких, благо, во дворе земли хватает, - невозмутимо отвечает госпожа Ларскин на незнакомый голос, отвлекаясь от шкафчика с ключами и поднимая глаза на человека, стоящего по ту сторону трона.
Рыжеволосый мужчина возник перед ней, облокотившись на стойку, так сказать, появился во всей красе и не красе. Как будто перед Амандой уселся на задницу толстый котяра и принялся вылизывать свои яйца, нагло так косясь каждый раз, когда она пытается на него шикнуть. Как вы успели догадаться, госпожа Ларскин была большой любительницей попинать котов. Она бы с удовольствием пнула незнакомца, но как раз в этот момент за его спиной произошло что-то непредвиденное.
- Я сказала, - громкость ее голоса возрастала с каждый произнесенным звуком и к концу тирады гневный голос миссис Ларскин громыхал по всему периметру холла, - собрать это барахло, Тобиас, и сжечь!
Она послала подчиненному весьма красноречивый взгляд, который как бы намекал: выполняй, что было велено, жалкий магл, мы же не хотим, чтобы все вокруг узнали, что у меня действительно есть и пряники, и кнут? После этого она вернула взгляд на прежнее место, где по-прежнему красовался рыжий.
- Прошу меня извинить, так что вы говорили?
Мужчина совсем не знает миссис Ларскин. Ему, может, и в голову не придет, что в нужные моменты Аманда начинает стареть лет так пятьдесят, у нее внезапно случается выборочная глухота и она слышит лишь то, что хочется слышать. И когда незваный визитер решит повторить свои остроумные потуги, она снова отвлечется на безумно важное и не терпящее промедлений дело, и снова ей придется переспрашивать. И так – до тех пор, пока визитер не поймет, что миссис Ларскин стоит за этой стойкой не от большой любви к беседам, а от большой нелюбви к недалеким особям, с которыми ей, к несчастью, приходится теперь делить пространство и время.
А если бы ей платили доллар каждый раз, когда она слышит что-то смешное от собеседника, то госпожа Ларскин закончила бы свои дни на свалке, сдыхая от голода и холода.
Пройдет еще чуточку времени и Аманда вспомнит о человеке, для которого в «Часе» сделали свой личный номер. Ха-ха. Блат она не признавала ни в коей степени, разумеется, эта позиция появилась у нее в тот момент, когда она оказалась в проклятущем 2012-м. В свое время миссис Ларскин умудрилась пристроить на работу всех своих родственников, даже тех, кто жил на другом конце света и не знал о наличии Аманды, даже тех, кто просто пришел в гости чаю выпить, даже домашних питомцев она пристроила, но взгляды меняются. Равно как и времена, и уж тут-то она, черт подери, любому фору могла дать.

И это свершилось. Аманде хватило услышать одно лишь имя, чтобы вспомнить восторженные рассказы горничных, шепчущихся в коридорах в первый же день работы миссис Ларскин. В то прекрасное утро она положила конец всем восторженным разговорам в рабочее время: ее работники должны вкалывать и страдать, страдать и вкалывать, чем чище комнаты – тем больше страданий выпало на душу каждого горемычного подчиненного новой управляющей.
Этот Бруно был рыжим, очень рыжим, безумно рыжим – со слов Энни. А еще он такой смешной, такой остроумный, такой веселый – со слов Сары. У него свой личный номер в гостинице и он всегда может поднять настроение – со слов Дженни. Да и вообще мужик красивый – со слов Тома. Вот уж такого миссис Ларскин явно не ожидала, услыхать такое и не поморщиться – отдельный номер у рыжего заводилы, как же!
И вот теперь он здесь – у ее стойки, сверкает рядом белых зубов, прикасается к ее табличке, отдает указания ее работникам. Судьба свела их не напрасно, могла бы подумать Аманда, но ей было о чем думать в этот суетливый день, а больше нормы она старалась не выполнять, если ей за это не доплачивали.
Петр Кнедлик в нем души не чаял. Как и все, кто попадался ей на пути и успел упомянуть о чудесном рыжем человеке, Аманде даже показалось, что где-то в недрах комнат для персонала есть особое место, где собирается культ его поклонников. Наверное, они носят оранжевые плащи, поют хвалебные песни и приносят в жертву непорочных подсолнухов. И кто она вообще такая, чтобы огрызаться на речи Бруно, а?
А вот кто она такая. Она – жена мистера Ларскина, у которого денег было больше, чем волос на голове этого Бруно, чем волосы у Аманды, чем волос у всех постояльцев, которые когда-либо оставались на ночь в номерах гостиницы «Час». Просто Аманда любила считать свои деньги как настоящий романтик. Она – та женщина, чьих перемен в настроении боялись больше, чем кибер-атак и депортации обратно на зеленые лужайки Венесуэлы. Она – та женщина, которая  хвасталась своим состоянием и положением и это не было враньем.
- С возвращением, мистер Пасс. Можете звать меня миссис Ларскин, - она улыбнулась и пусть наших читателей не удивляет этот маленький перфомэнс – Аманда умеет улыбаться, и порой это можно принять за приятную мелочь, а не знак грядущей страшной кары, как обычно. И это также не могло не настораживать.
- К сожалению, - улыбка стала еще шире и прекраснее (по мнению самой Аманды), -  ваш номер закрыт на вынужденный ремонт, но я могу предложить вам иные варианты, - и вот теперь-то она и подмигнула Бруно.
Разумеется, госпожа Ларскин никак не могла знать о том, что мистер Пасс прибудет сегодня в «Час», она также была лишена дара предвиденья, зато обладала весьма прокачанными навыками манипуляции людьми смертными и подневольными. И вся беда в том, что номер мистера Пасса действительно нуждался в легком ремонте, так что выбор у него был невелик. Если он, конечно, не желает спать на полу, кутаясь в обрывки обоев и подпирая голову кучей мусора.

Кажется, нам пора сделать перерыв. Заглянуть, так сказать, за кулисы прошлого Аманды Ларскин – оно же будущее для всех остальных, кто родом из этого времени – и разузнать, после какой такой тяжелой психологической травмы она стала такой дерзкой и, как пуля, резкой. Всё очень просто: Аманда – и есть та психологическая травма, которая случилась однажды у ее семейства, потом у мистера Ларскина, потом у Петра Кнедлика, а затем уже немного добра перепало и персоналу гостиницы «Час».
Однажды мистер Ларскин не выдержал. На шестой день их с Амандой знакомства, он явился к ее дому с огромным букетом свежих роз и коробкой мармеладок в форме червяков, стал под балконом в позу рыцаря, на одно колено то бишь, и прокричал в ту прекрасную звездную ночь:
- Да, Аманда, я женюсь на тебе! Не могла бы ты отдать мне мой паспорт, любовь моя?
Многие прочили этому браку долгое и счастливое будущее длительностью в один месяц. Но, вопреки всем ожиданиям, мистер Ларскин вскоре понял, что за сокровище вынудило его отдать сердце и руку путем грязного шантажа, моральных пыток и душевных истязаний. Аманда, которая смогла. Вот так вот.
На самом деле с мужчинами у нее складывалось не слишком хорошо. Как и с женщинами. Как и с детьми и животными, стариков она вообще не воспринимала. У Аманды складывалось хорошо только с мужем и финансами, остальных она либо увольняла, либо превращала жизнь в яркий и цветущий ад до тех пор, пока жертвы не капитулировали.
Так что теперь, стоя посреди этого хаоса и глядя в те стороны, куда ее любезно направляли речи постояльца (пусть и всеми любимого), Аманда не поддавалась панике. Совсем наоборот – она любила, когда челлендж можно ассептить, а именно это сейчас и происходило между ней и рыжим.
- Мистер Пасс, - госпожа Ларскин в свою очередь тоже не преминула наклониться к собеседнику чуть ближе. Нужно установить зрительный контакт, чтобы показать, кто тут хозяин – Аманда читала дьявольские книжонки Карнеги, Аманда знает, что тут и по чем, - худшее, что случалось с этой гостиницей – это я.
Она как раз выходила из-за стойки, когда Тобиас мчался обратно по уже обозначенному маршруту с кипой полотенец, которые, как подозревала Аманда, впору было отправлять в стирку. Миссис Ларскин была женщиной храброй – Тоби хоть и не конь, а в забегах на короткие дистанции сметает всё на своем пути – она вытянула руку и мужчина едва успел затормозить. Волею случая его нос оказался как раз перед маленькой женской ладонью.
- Мистер Крипстер, - сурово произнесла она, уставившись на возвышающегося Тобиаса, - для этих дел у вас есть Энни, а я, кажется, велела вам устроить костер инквизиции.
- Но, миссис Ларскин, там Сара…гильотина же…стены почистить…
- Вот и прекрасно: Энни – чемпионка по чистке стен, - благосклонно улыбнулась госпожа Ларскин, - ты же помнишь: ампутация, смерть и выборы – не освобождают от выполнения служебных обязанностей. Так вот, мистер Пасс, - разговор с Тобиасом окончен, на очереди ее любимый рыжий посетитель, так сказать, талисман этой гостиницы, - пойдем, выберем тебе место для отдыха, - и игриво так, - мармеладку?
Ибо нечего айнэнэкать в ее, Аманды, таборе.

[AVA]http://sg.uploads.ru/3DERQ.png[/AVA]

Отредактировано Amanda Larskin (11.07.2015 22:24:58)

Живи так, чтобы на смертном одре наблюдать неистовую зависть всех своих родственников. Реагируй так, словно всё, что говорят тебе окружающие – один сплошной сарказм. Аманда была уверена, что на смертном одре родственники (если они захотят провести ее в последний путь) будут завидовать ее красоте и тихонечко делать грустное селфи на ее фоне. А еще она была уверена, что этот мистер Бруно Эдж Пасс насмехается над ней каждый раз, когда открывает рот. Подумать страшно, что там происходит в их диалогах мысленно.
- Ты явно не желаешь им добра, - усмехнулась Аманда на предложение о посиделках в пабе, где ее слуху и воображению будут представлены истории разной степени правдивости. Она изящно отпрыгнула в сторону, дабы не застопорить движение юных спасателей – не то чтобы миссис Ларскин когда-то любила балет, просто ловкость, сноровка и жизнь в гостинице «Час» учат людей быть бдительными и не терять головы и чувства юмора, что бы ни случилось. Вот как в прошлый раз – здорово они тут посмеялись, когда Салли решила сделать барбекю на заднем дворе гостиницы. Окна, правда, пришлось менять, а еще Салли обнаружила, что без бровей она, собственно, выглядит моложе.
- Заманчиво, - кивнула Аманда, вновь отскочив к стене. Дорожку из песка первые полчаса можно будет сделать изюминкой интерьера, а потом, конечно, провинившихся ждет расстрел, - встретимся внизу, возле стойки.
Если, конечно, ничего не произойдет. Если, конечно, не наступит конец света или никто не испортит Аманде настроение, а какой-нибудь счастливчик обязательно найдется. Он всегда находится – такое ощущение, что Петр Кнедлик просто платит кому-то из постояльцев за эту тяжкую и неблагодарную работу. Было обидно. Лучше бы он доплачивал Аманде – она и сама неплохо справляется с порчей всего: настроения, имущества, отношений.
Итак, он выбрал этот номер. Аманда и Бруно остановились напротив двери, Бруно был весел и улыбчив, ну знаете – из тех, кто вечно молодой, вечно пьяный, а Аманда за эту бесконечно долгую неделю работы думала, что ее уже ничем в этой жизни не удивить. Хотя сегодня утром Тобиас рассказал ей легенду о тентаклях, но это уже совсем другая история. Так вот. Госпожа Ларскин была смелой и решительной женщиной, но за это короткое время знакомства с рыжим фаворитом господина Кнедлика поняла, что от него следует ждать подвохов. Именно так, ждать одного за другим в беспрерывном круговороте подвохов в природе и, гроб господень ей в сраку, если она не насторожится после этой добровольной отправки на казнь в этом чертовом номере «Часа».
- Я отсюда вижу, что она – дар богов нищему человечеству, - улыбнулась миссис Ларскин и совсем недвусмысленно. Черта с два она переступит порог этого номера, у нее, между прочим, аллергия на проклятые помещения, а с недавних пор психика стала ей очень дорога. И вообще у нее много работы: столько замечаний не сделано, столько претензий не высказано, а еще тут появилось подозрение, что постоялец комнаты под номером 22 решил, что они все прибыли на огромный астероид, который угрожает человечеству, решил спасти весь мир и зачем-то начал выпытывать у завскладом о местонахождении дрели.
Аманда прислонилась к противоположному косяку двери, скрестила руки на груди и уставилась на рыжего с какой-то не слишком привлекательной, зато искренней улыбкой (видели бы вы ее в мюзиклах – фанаты обожали ее оскал).
- Ты же не будешь в нем жить, - по глазам твоим лживым вижу, - здесь Бруно Эдж Пасса любят больше, чем Хана Соло, - на лице скользнула тень непонимания, - кем бы он ни был, - и вновь улыбка, - и кого бы ты ни уговорил помочь тебе, помни – я тебя предупреждала о ремонте.
А еще миссис Ларскин непременно узнает о том, кто, где и как помог – она здесь всего неделю командует, но у нее уже собрался целый партизанский отряд людей, которые не хотят терять свое место, а с этим тираном, поди, не растеряй всё, что осталось.

Заглянула Аманда в глаза Бруно и увидела там свою смерть. Или это было обещание обвести ее вокруг пальца при первом удобном случае? Так похоже, что и не отличить. Аманда везде и во всём видела попытки обвести ее вокруг пальца, но она тоже не вчера на свет появилась. И не позавчера. Она родилась в далеком будущем, когда бедняков можно опознать по цвету волос, а не по зеленым бумажкам, которые пока из кошелька достанешь – вся молодость перед глазами пробежит.
- Не так быстро, мой рыжий друг, - повела бровью госпожа Ларскин и взмахнула перед носом Бруно указательным пальцем, - сначала кино и пирожные, а затем уже повязки и подвалы.
Как любил говаривать мистер Ларскин, а говаривать он любил ничуть не меньше мистера Бруно Эдж Пасса, если Аманда очень постарается – сможет понравиться абсолютно всем. Буквально, каждому встречному, а уж если улыбнется от души – тогда точно всё, сливка любого общества, душа компании, звезда в темном небе и вишенка на вершине торта. Вся беда в том, что старалась Аманда как-то неправильно, как-то не компанейски: она повышала голос, когда пыталась доказать свою правоту, а она считала, что права всегда; она была уверена, что перечисление недостатков собеседника, диктаторский тон и угрозы являются ничем иным, кроме как стимулом к совершенствованию личности, стоящей перед ней, и даже была горда тем, что ей удается направлять людей на путь истинный. И неважно, что порой отправляются они на этот путь в слезах, или громко бранясь и хлопая дверью.
- Тебе нужны подруги, - говорил мистер Ларскин во время очередной беседы за воскресным завтраком.
- Но у меня есть подруги! – возражала ему Аманда.
- Назвать нунчаки Хани и Бани – не значит завести подруг, - отвечал ей супруг, и был он прав. Однажды во время тренировки Хани и Бани жестоко избили Аманду, и больше она с ними никогда не общалась. Так что сейчас миссис Ларскин вспомнила слова мужа, улыбнулась и решила, что наладить отношения с Бруно – никогда не поздно.
- И очень мило с твоей стороны, - произнесла она, - приглашать меня на дружескую прогулку, несмотря на то, что ты вредный проныра, пытающийся застопорить мою работу.
И тогда Бруно изменился в лице. А Аманда нахмурилась – вовсе не такого результата она ожидала после такой-то проникновенной речи! Неужто обиделся? Теперь он уйдет? Как же так – впереди же вечер, и этот человек, признала к стыду своему Аманда, обладал достаточной харизмой, чтобы привлечь ее внимание. Уж от словесной перебранки с ним она точно не отказалась бы. А когда Бруно потянулся рукой к ее голове, Аманда заглянула в его глаза. И вот тогда она совершенно ясно и четко увидела в них свою смерть. Я умру, подумала она, и никто не узнает, что я умею метать карандаши в потолок. Закрыла глаза, а как открыла – увидела на плече Бруно…
- ААААААААА не выпить ли нам чаю? – возопила миссис Ларскин, посмотрев в глаза третьей за сегодня смерти, прислонилась к дверному косяку и медленно сползла на пол с широко раскрытыми глазами, прижав ладонь к вздымающейся от переживаний груди. Третьего размера, между прочим.
- Я угощу тебя ужином, Бруно, и даже готова заключить с тобой сделку, - простонала она, взирая на эту дьявольскую парочку снизу вверх, - только держи своего дружка при себе. И паука тоже.

На второй день после того, как Аманда Ларскин заступила на почетный пост управляющей гостиницей «Час», она поняла, что в этой новой жизни ей придется столкнуться со всеми плохими вещами, из-за которых она невзлюбила прошлое, разом: в этом списке была и кража полотенец, и отсутствие графика поглощения продуктов, и десятки людей, которые не подозревают, что отныне вся их жизнь сводится к одному – служению во благо Аманды Ларскин. И с чем-чем, а уж с последним она боролась с тех самых пор, как ей исполнилось шестнадцать.
Помнится, Петр Кнедлик собрал весь персонал, мол, так и так – солнце взошло, жизнь прекрасна, и всё это случилось благодаря прекрасной, замечательной женщине, которая стоит перед всеми, застенчиво улыбается, а ее великолепные зеленые кудри так и манят. Так, во всяком случае, сцену приветствия запомнила сама Аманда. А когда Кнедлик ушел, то настал ее черед обратиться к своим новоиспеченным подчиненным. Аманда кашлянула, подняла очи на толпу, ослепительно улыбнулась и молвила:
- Можете называть меня Миссис Ларскин или Госпожа Ларскин, с этого дня я буду делить с вами печали и радости в этой гостинице, мы станем отличной командой и все будут довольны, - внезапно улыбка исчезла, глаза превратились в сканер, который внимательно оглядел присутствующих – никого в обиде не оставил, - но если вдруг, по какой-то невообразимой случайности, по воле случая или внезапного эмоционального порыва кто-нибудь из вас нарушит дисциплину, не выполнит моё указание или предпримет хотя бы одну малейшую попытку бунта на корабле – я превращу вашу жизнь в ад, который будет в десятки раз хуже, чем это проклятое время. За работу, птенчики!
Миссис Ларскин считала себя женщиной не только красивой, а и умной и ей, конечно, было плевать, что по этому поводу думают остальные – она свои плюсы знает. А раз она умная, не без хитрости, то так уж и быть – заключит с Бруно некий союз, от которого будет в выигрыше. Наверное. Это, конечно, мистер Эдж Пасс, но надежда умирает последней. Во всяком случае сейчас она сомневалась, что кому-либо хватит смелости умертвить местного талисмана, так что остается выбросить белый флаг и уповать на собственное везение.
- А что – яд на тебя подействует? – госпожа Ларскин вскинула бровь и улыбнулась, словно осталась довольна своей безумно смешной шуткой, но, откровенно говоря, теперь ее и впрямь заинтересовал ответ на этот вопрос. От этих проходимцев можно всякого ожидать: вечером второго дня Аманда Ларскин вошла в свою комнату, а затем своим же криком перебудила весь этаж, а всё потому, что в ванной обнаружила загадочного мужчину в солнцезащитных очках. И поверьте – не зря ваше внимание заострено на очках, ведь кроме них на незнакомце больше ничего не было. Как потом объяснил миссис Ларскин ее помощник, щедро угощая ее успокоительными каплями коньяка – однажды с проходимцем, которого звали Джон Доу, случилось что-то неприятное во время перемещения (или очень даже приятное), но после этого случая он, надевая очки, пребывал в полной уверенности, что он – невидимка. И больше госпожа Ларскин на все добрые отзывы о проходимцах не велась.

Аманда ждала Бруно в гостиничном холле. Она выбрала одно из тех платьев, которые выдавали в ней бойкую девчонку, коей Аманда не являлась уже лет десять. Миссис Ларскин не нервничала –  она не покусывала губу, и не грызла ногти, не теребила пальцами подол платья и не смотрела каждые две минуты на часы.
Она была поглощена процессом чистки администраторской стойки, на которую Тоби пролил бензин десятью минутами ранее – и никого не волновало, зачем Тобиасу вообще понадобился бензин. Миссис Ларскин была женщиной не робкого десятка, и после того как Тоби притащил тряпку и ведро с мыльной водой, она, наконец, отбросила все сомнения и двинулась навстречу празднику.
- У кого есть спички? – воскликнула управляющая, устремившись на полном ходу в сторону стойки, - я вам сейчас покажу фаер-шоу!
Вот так и сгорела гостиница «Час».
Шутка. На самом деле это просто наша принцесса спустилась с неба на грешную землю – и это я сейчас вовсе не об Аманде. Бруно вышел из тени, словно рыцарь без страха и упрека, и возник перед миссис Ларскин во всей красе, которую она раньше за его волосами и не углядела. Правда, она и сейчас смотрела на волосы, всё гадая – крашеные они или мистер Пасс действительно без гроша в кармане?

Я здесь живу, собиралась возмущенно воскликнуть Аманда, но не успела – Бруно не интересовали ее ответы на его вопросы. Впрочем, как обычно, и удивляться здесь нечему. Или почти нечему: мистер Пасс готовился к их встрече, видит Крот, нещадно и упорно – и вряд ли бы кто-нибудь смог составить ему сейчас конкуренцию. Не то чтобы Аманда имела что-нибудь против экстраординарных аксессуаров, но он мог хотя бы сообщить ей, что можно не особо выряжаться. Теперь же никакой гармонии в их в нарядах.
Миссис Ларскин оглядывала мужчину. С головы и до самых мизинцев ног, без доли придирчивости или отвращения – сначала ее рассудок должен смириться с шоком от увиденного, принять его, как лучшего друга, а уж затем уступить место другим эмоциям. Босоногий мальчик босоножку потерял – и это единственные теплые и душевные слова, которыми могла сейчас охарактеризовать своего знакомца миссис Ларскин. И дело тут не в презрении к нищим, хотя нет…дело в этом. Но ведь…ведь рыжий…ненатуральный же…Видимо, натуральный – расхохоталось разочарование внутри Аманды Ларскин.

- Эм…прекрасная погода, верно? – да, они даже смогли покинуть пределы гостиницы, пусть и Аманду терзали сомнения, а также предчувствия чего-то плохого и, всенепременно, позорного. Она покосилась на первый в истории маятник, сумевший передвигаться (и звали его Бруно), и продолжила, - чудесный день для сжигания людей, как говорила моя матушка.
Вот была бы умора, если б ее дочь по воле старьевщика попала куда-нибудь в четырнадцатый век и крестилась бы огнем. И имя бы взяла подходящее – барбекю. Кстати, об этом. Миссис Ларскин потащила этого…веселого мужчину наружу не только для деловой беседы, а и потому, что ей захотелось есть. За дни работы в гостинице Аманда в который раз убедилась, что умеет разбираться в людях. Именно поэтому свою еду она сначала давала попробовать своему помощнику, а уже потом принималась за трапезу лично. В этот раз помощник таинственно исчез.
Однако, сейчас что-то ей подсказывало, что до ресторана она, во всяком случае вместе с Бруно, так и не дойдет. А значит – самое время переходить к делу, если только она и ее нежный голосок сумеют пробиться сквозь громкий, неконтролируемый смех, полчище анекдотов и просто стену дичайшего перегара, которыми мог похвастать мистер Пасс.
- Бруно, ты, наверняка, знаешь множество проходимцев…, - Аманда решила перейти сразу к сути, ведь если начинать сейчас издалека – есть все шансы того, что Бруно уснет на ходу после третьей фразы. А так можно прислонить его спиной к фонарному столбу и просто изредка поправлять, когда он собирается крениться к земле, - мне не повезло найти сговорчивых людей, которые могут заглянуть в мое настоящее время – и вот, - если бы еще Бруно не дышал так часто. Или вообще. Ну, жил, но чтоб не дышал – вот было бы славно, да? – не мог бы ты порекомендовать мне проходимца, который может попасть в 2161 год?
И того, кто сможет вытерпеть мой дрянной характер – вот, что следовало бы добавить миссис Ларскин, но ведь мистер Пасс и сам уже успел понять, с кем имеет дело. А с его-то ораторскими способностями, она уверена, друзей он себе завел немало – есть там, может, какие-то эмоциональные мазохисты или люди, у кого лицо кирпичом, а нервы сталью.

Аманда насупилась. Поговорить с Данте, который поэт и мертв? До этого дня мадам Ларскин считала, что нет ничего невозможного, кроме возвращения в родной год, установления демократии в «Часе» и полного прочтения «Божественной комедии», но теперь прибавился и новый пункт: как поболтать на итальянском, если твой максимум сводится к «освежитель воздуха с ароматом альпийских лугов»?
Зеленовласая руководительница терпеливо ждала, пока Бруно облегчит душу и желудок. Она переждала и его смех, хотя изысканное чувство юмора призывало к открытому бунту и целой череде нравоучительных высказываний, благо копилка наставлений, которой ее снабдил мистер Ларскин, не успела опустеть за это время. Помимо всего прочего, она тщательно обдумывала все неутешительные фразы, которыми успел разбросаться этот рыжий жестокий человек. И пришла к выводу, что никакого пессимизма в этот вечер она не допустит.
Однажды мистер Ларскин сказал: нет такого несчастья, которое нельзя было бы обратить в счастье! Правда, тогда умер его дядюшка, и мистер Ларскин получил неплохую долю наследства, а Аманда – бриллиантовые серьги со встроенным навигатором, но суть мудрости остается сутью.
Сперва этот проходимец протрезвеет, а уж потом управляющая возьмется за него со всей душой и тем, что завалялось вместо души. Она вытрясет из этого крепкого, упорно цепляющегося за жизнь тела и сведенья о Данте, и способы разыскать его, и рычаги давления, которыми можно заполучить того в работники особого назначения.
Пусть ей никак не попасть домой – это еще не значит, что мистер Ларскин не может сделать «Час» их новым домом. О покупке гостиницы и речи быть не могло, но о покупке Чехии – вполне может речь зайти. Аманда даже заулыбалась. Мысли о грядущем счастье, которое она уже готовилась схватить своими цепкими ручонками и затащить в карман, превратили ее в живое олицетворение радости, буква «Р» почти светилась на ее лбу, даром, что со стороны это походило на блик от уличного фонаря.
Всё, что происходит в жизни – говорят, происходит к лучшему. С этим вряд ли согласились бы обитатели гостиницы, особенно после громогласного призыва Аманды к открытию всех запертых комнат, что впоследствии сказалось на состоянии внешнего и внутреннего миров большинства постояльцев. И, несмотря на солидный жизненный опыт, миссис Ларскин всё еще была убеждена, что всё к лучшему.
До тех пор, пока Бруно Эдж Пасс не полез к ней целоваться.
Аманда отвыкла от поцелуев, если то было дело не Ларскиновых губ. Женщина возмутилась, но ее возмущение вместе с возгласом утонуло в промежутке между ее зубами и языком Бруно. Тогда она прибегла к выходу типично женскому и особо типично Амандовому: она размахнулась и шлепнула рыжего ладонью по лбу и, вырвавшись из плена, громко возопила. Громко, грозно и ультразвучно, если позволите.
- Это что еще за безобразие?! – продолжала вопить зеленоволосая женщина, хотя на ее крик уже начинали оглядываться прохожие, бродячие коты валились пушистыми клубками на землю и притворялись мертвыми, а из окна ближайшего дома выглянуло ведро и бодро выплеснуло на дорогу три литра воды.
- Да за кого ты меня принимаешь? – и снова. Аманда в принципе любила вопить, но сегодня она превзошла саму себя – а ведь считала это невозможным!
Просто Аманда не знала, кем обычно работали в это время женщины со столь будоражащим цветом волос – ей, вообще-то, некогда выяснять о каких-то там глупых предрассудках.