Данте был не из тех людей, кто волнуется напоказ. Мало кто видел его шагающим из угла в угол комнаты, нервно теребящим край одежды или грызущим ногти. Он всегда казался невозмутимым и непричастным к любого рода волнениям, и любая буря мыслей, чувств и сомнений происходила внутри. Возможно, именно это стало причиной, по которой многие считали Данте бесчувственным роботом. Возможно, потому что его голова наполовину состояла из железа и он редко сопереживал кому-то. Кто знает.
Впрочем, сегодня Данте решил несколько изменить своим правилам, поэтому узнал, что: мастерская Сэя составляет 15 шагов в длину и восемь в ширину; если приложить толику усилий и фантазии, кожаную куртку можно порвать одним движением; у него подозрительно сладкие ногти.
Возможно, всё дело было в кальции.
На всей станции не было ни одной живой души. Всяких там других душ – полно, но живой ни одной. Поэтому у Данте было время на раздумья, которые неизменно возвращали его к некому рыжеволосому существу, застрявшему в прошлом.
В конечном счёте, она приличная девушка с весёлым характером и правильными манерами. И кажется хорошим человеком. Особенно когда плюётся.
Он со стоном приземлился на стул и закрыл лицо руками.
Данте не знал точно, сколько ему лет, но именно сейчас чувствовал себя на все 15. Он даже заглянул в зеркало, чтобы убедиться, не стоит ли там маленький лопоухий мальчик, тщательно краснея, смущаясь и покрываясь прыщами. Нет, из зеркала на него смотрела привычная физиономия, вот только уши действительно казались несколько перпендикулярнее, чем он привык их считать.
А ведь Данте совсем-совсем не привык бояться будущего.
В общем и целом всё было готово: свой манипулятор он настроил на нужное время, и Нью-Йорк начала 20 столетия – разве можно найти место романтичнее? – ждал их. Дело оставалось за малым: придумать, о чём говорить, куда смотреть и что делать с руками, которые внезапно стали двумя чужеродными деталями, болтающимися без пользы и только мешающими передвигаться в пространстве. Но Данте воспринял грядущую встречу как испытание собственного характера и проверку: прав ли был Вернон, называя его бесчувственной колодой.
В конечном счёте, это просто свидание. Что может пойти не так?

Два часа спустя и 416 лет назад
– Боже мой, мы все умрём!
И это не та фраза, которую хочется услышать от стюардессы.
Самолет трясло хуже, чем на аттракционе в Диснейленде. А ведь Данте никогда не был в Диснейленде! Сверху сыпались кислородные маски, но люди были слишком занятыми криками и рыданиями, чтобы обращать на них внимание. Впрочем, страшный рев разгерметизированного салона заглушал человеческие вопли, тряска, дым – в общем, самолет решил, что сегодня отличный день, чтобы умереть. Данте посмотрел в растрескавшийся иллюминатор и не увидел ничего, кроме синевы. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы понять – они несутся прямо в океан.
Он даже не умел плавать.
Данте повернулся к Шарлин, указал на собственное запястье и прокричал ей на ухо:
– Нам нужно прыгать. Слышишь? Здесь мы всё равно разобьёмся!
Конечно, океан в прошлом мало чем отличается от океана в настоящем – в этом-то и кроется страшная тайна воды, однако у Данте оставалась крохотная надежда, что при перемещении во времени какое-нибудь событие притянет их, и они окажутся в сухости и безопасности.
Взяв Шарлин за руку, он потащил ее по проходу к ближайшему аварийному выходу, с трудом расталкивая паникующих людей на пути.
– Только не отпускай меня! Ни в коем случае не отпускай.
Он запустил манипулятор, обеими руками обхватил девушку и прижал её к себе так, чтобы разлучить их не удалось даже потоку воздуха за бортом. После чего, глубоко вдохнув, снял блокировку с аварийного выхода и со всей силы ударил по ней ногой.
Из самолёта они вылетели втроём – Данте, Шарлин и дверь.

Температура снаружи оказалась гораздо ниже, чем Данте надеялся – но, слава Кроту, оценить это он не успел, потому что был слишком занят, пытаясь дышать. Вокруг воцарилась бездонная темнота, и невозможно было определить, где небо, где горизонт, а где поверхность океана, долетев до которой они с большей вероятностью разобьются, чем утонут. Только свист ветра в ушах напоминал, что органы чувств Данте ещё работают – а может, просто все остальные ушли, оставив слух на дежурстве.
А потом мир вокруг вдруг сжался, да так, что Данте сдавило со всех сторон сразу и даже изнутри – вздохнуть решительно не получалось, оглядеться тоже – глаза будто бы сплющились внутрь, а в ушах на смену ветру пришёл ни с чем не сравнимый звук лопающегося времени. Вы никогда не слышали, как лопается время? Что ж, достаточно однажды узнать этот звук, чтобы запомнить навсегда и ни с чем уже не спутать. Представьте, как рвётся струна, только это не струна вовсе, а множество дней, прожитых и не прожитых на славу. И прошлое втянуло их, как водопровод втягивает воду из раковины – сравнение не особенно поэтичное, зато верное. Недаром же временную воронку так назвали.
Что до поэзии, то напоследок в голове Данте мелькнула мысль о том, что у гравитации и любви много общего – например, обе заставляют тебя падать.
И он упал.

Данте обнаружил себя в сухости и относительном тепле. Приподняв голову, он увидел сплетение нитей – увы, не судьбы, а ковра. Он лежал на животе и на полу. И, главное, в одиночестве. Он оказался в богато обставленной комнате – резные стулья, стены обиты красным деревом, а поверхности вокруг блестят так, будто их не касалась рука человека.
Он поднялся и позвал Шарлин по имени. В собственном голосе Данте услышал отчаяние.
Просто переход был необычным, вот нас и разбросало, – попытался он отговорить себя от очевидного, подсказываемого логикой, наиболее возможного варианта.
И сразу же пообещал себе, что если с девушкой что-то случилось, он себя не простит.
Данте пересек комнату и открыл дверь, которая вела в следующую – спальную, надо полагать. В углу он заметил вешалки с одеждой и саквояж, так что по отработанной за годы путешествий во времени привычке первым делом направился туда, рассчитывая найти что-то из одежды. Мужской, если повезёт.
Впрочем, под руки попадалось всё некстати – необъятные чулки, подвязки, ленты и даже корсет. Данте лихорадочно перебирал их, когда за спиной раздался кашель. И ещё один – громче и настойчивее.
– Милый юноша, позвольте узнать, что вы делаете в моей каюте?
Данте чертыхнулся, помянул Крота и всех старьёвщиков вместе взятых, а потом обернулся для того лишь, чтобы увидеть перед собой даму в бархате, бриллиантах и в шляпе необъятных размеров. Дама были из той разновидности, что рано называть пожилой, но уже можно – повидавшей жизнь.
Теперь она повидала и Данте.
– Я не вор, уверяю вас.
Интересно, это фраза когда-нибудь срабатывала?
– Это я вижу. Вору хватило бы ума сперва взяться за шкатулку с драгоценностями. А ваш нервно дышащий вид красноречивее любых слов подсказывает, что тут происходит приключение и мелодрама – этого я уж никак не ожидала от сегодняшнего вечера. Так что вопрос остаётся в силе: что вы делаете?
Данте вздохнул, решил, что лгать, как и прикрывать обнажённые части тела, не имеет смысла, и выложил всё как есть.
– Я ищу девушку.
Дама растянула губы в том, что в высшем обществе называют улыбкой, а в дикой природе – хищным оскалом. И тут же подтвердила сравнение с хищником, осмотрев Данте с ног до головы и обратно.
– И должна отметить, пока вы всё делаете правильно. Но зачем же останавливаться на одной? Мальчикам, как вы, ветреность очень к лицу. А эта причёска – совсем нет. Тридцать лет назад цирюльников за такое пороли.
Тридцать лет назад? – мысленно ужаснулся Данте. – Куда уж дальше?
Дама прошествовала к креслу в углу и опустилась в него со всей возможной грацией, которую ей позволяли объемы, платье и качка.
– Это особенная девушка.
– Все вы так говорите. А потом особенная девушка становится обычной вдовой, которая вынуждена коротать вечера за бриджем в компании торговцев акциями, промышленников и прочего капиталистического сброда. Так это конкретная девушка?
Данте усмехнулся.
– О да, она очень конкретная. Если говорить коротко, то она пропала. Если её нет на этом корабле, то она мертва.
– Она точно мертва, если попала на бридж. Капиталисты никого живьём не отпускают.
Дама некоторое время внимательно разглядывала Данте, будто принимая решение, а потом махнул рукой в угол:
– Там, красная коробка. Вообще-то я везла его сыну в подарок, но будем честны – мальчишка даже не курит, чтобы носить смокинг.
Помимо «курительного пиджака» Данте обнаружил внутри брюки, рубашку и даже галстук-бабочку. Впрочем, обуви там не оказалось, но это было меньшей из насущных проблем. Быстро натянув на себя одежду, он спросил, поможет ли новая знакомая ему.
– Я собиралась дочитать одну поучительную книгу, а тут в моей каюте появляются приключение, мелодрама и таинственный незнакомец. И, возможно, кто-то сегодня умрёт. Да я в жизни этого не пропущу, – она требовательно протянула затянутую в перчатку ладонь, не оставляя Данте шансов кроме как помочь ей подняться и взять под руку. – Маргарет Браун. А тебя, должно быть, назвали в честь какого-то поэта.
Они вышли в гостиную, а оттуда уже в коридор первого класса. Проницательности миссис Браун можно было только удивляться. Или тут замешано что-то более серьёзное, чем простая догадливость? Слишком уж хорошо она видела путешественника во времени.
– Вы правы. Меня зовут Данте.
И вы правы. Кто-то сегодня умрёт, – добавил он мысленно, разглядывая табличку на стене, уведомлявшую, что они находятся в первом классе пассажирского лайнера «Титаник».

Трагедия Титаника не трогала Данте – он оставался к ней безучастен, как и к любым трагедиям прошлого. А также к пушистым котятам, рассветам и маленьким детям, едва научившимся ползать.
С котятами понятно, но в рассветах-то что люди нашли? В его времени все прекрасно обходились без них.
Впрочем, в его голове была сосредоточена полная база – вся информация, существовавшая о крушении, была сейчас в его распоряжении. И пока Маргарет Браун вела его коридорами первого класса, Данте быстро провёл рекогносцировку. Цифры, имена, фотографии хроники мелькали перед его мысленным взглядом – скупые и бесстрастные, тогда как мир вокруг постепенно наполнялся жизнью, как чёрно-белая плёнка постепенно становится цветной. Всё чаще они встречали женщин в вечерних нарядах, а когда вышли на прогулочную палубу, окунулись в шум из голосов, музыки оркестра и задорного смеха, доносящегося откуда-то издалека. Корабль светился – яркая точка посреди темноты, и в сумерках он казался звездой, спутавшей океан с небом.
– Итак, как она выглядит? Та, кого мы ищем, – голос Маргарет Браун положил конец его раздумьям.
– Она женского пола. У неё есть уши, глаза и нос, который мы, вероятно, найдём в чужих делах, – Маргарет хохотнула, заслужив тем самым удивлённый взгляд Данте – он-то говорил на полном серьёзе.
– У неё рыжие волосы и, когда она на вас смотрит, всегда кажется, что она сейчас начнёт хохотать.
– Уверена, эти приметы очень помогут нам в поисках, – заметила Браун, оглядываясь вокруг, словно действительно искала рыжую девушку, готовую рассмеяться в первое попавшееся лицо.
– Только должна спросить: если мы не обнаружим её здесь, будешь ли ты готов отправиться за ней в ад?
– В ад? – не понял Данте, удивлённо уставившись на неё. Кто-то рассказывал ему, что кротовые тоннели порой делают неожиданные повороты и заводят даже в мир мёртвых, но это скорее было байкой, которую проходимцы рассказывали друг другу в часы досуга. Данте никогда не воспринимал их всерьёз – а ведь он всё воспринимал всерьёз.
– Да, это недалеко – в третьем классе.
В этот момент к ним не то подбежала, не то подпорхнула дама в бриллиантах (возможно, на ней было ещё что-то, но обилие драгоценностей всё затмевало). Она начала страстно приглашать Маргарет в салон, где Клэренсы собирались устроить сеанс – «там уже все собрались, не хватает только нескольких человек. Нас должно быть тринадцать, потому что без тринадцати не получится».
– О, милая, я бы с радостью, однако сегодня этот молодой человек нуждается в моей компании куда больше, чем уважаемые Клэренсы.
Дама посмотрела на Данте, а точнее – сквозь него, словно он был окном, за которым обнаружился некий пейзаж.
– Этот молодой человек? – переспросила она.
Тем временем сам проходимец ловко выскользнул из хватки Маргарет Браун и прошел дальше по палубе. Было прохладно, не сказать – холодно. Здесь, в открытом океане, небо казалось в разы шире, чем с земли; и происходило на нём куда больше событий. Данте запрокинул голову и некоторое время всматривался в небеса, тёмные, но не чёрные – если хорошо приглядеться, можно было заметить, как тёмно-синие оттенки сменяют друг друга.
Но Данте не был романтиком и сейчас так внимательно вглядывался вверх вовсе не от любви к поэзии. Его внимание привлекла рябь, проходившая по воздуху в нескольких метрах над палубой – она появлялась при сильных порывах ветра, будто волны шли по поверхности воды.
Наверное, это из-за нашего появления. Время пытается исправиться, – подобрал он самое просто объяснение, совершая при этом непоправимую ошибку.
– Данте, идём. Кажется, я знаю, где ваша me amore.
– Она не me и точно не amore, – отмахнулся Данте, без особого возмущения, впрочем. – А где?
– Мне сказали, что Клэренсы привели на сеанс какую-то рыжеволосую даму, которую не знает Джоанна, – так, похоже, звали даму в бриллиантах. – А если Джоанна кого-то не знает – значит, он либо в природе не существует, либо делает это из рук вон плохо. Либо… – умолкнув, она красноречиво смерила его взглядом.
– Поторопимся, – коротко бросил Данте и позволил увлечь себя вглубь салона.
В комнате, в которую они пришли, уже собралось с десяток человек. Некоторые из них переговаривались, другие просто стояли или сидели на кожаных диванах. В воздухе царило нервное предвкушение. А внимание Данте сразу приковал круглый стол в центре комнаты – он был застелен чёрной тканью, окружён стульями, а в самом его центре стоял полупрозрачный шар.
– Маргарет, на какой сеанс, вы говорите, мы пришли? – шёпотом поинтересовался он, высматривая среди собравшихся Шарлин.
– На спиритический, конечно же.
Данте застыл на месте. На лице его явно отпечаталось разочарование. Он не то чтобы не верил в духов, просто не доверял им.

Спиритический сеанс. Надо же. Данте даже зубами скрипнул, сетуя на собственную неосмотрительность. Потратить на эту чепуху столько времени, когда он должен искать Шарлин, которая, возможно, сейчас замерзает на льдине за бортом, задыхается от вредных паров в машинном отделении или, чего хуже, добралась до капитана лайнера и рассказывает ему о грядущем крушении. Её нужно было остановить или спасти, в зависимости от обстоятельств. Но сделать это немедленно.
Данте уже бочком двинулся к двери, когда услышал знакомый звонкий голос, возмущённо убеждающий окружающих, что его хозяйка тоже не верит в призраков.
Данте так и замер, уставившись на Шарлин, которая не только не тонула, не истекала кровью и не пыталась изменить ход истории, но успела обзавестись одеждой и, судя по всему, репутацией.
– О, Данте, судя по твоему взгляду, я была права, – зашептала ему на ухо Маргарет Браун, подталкивая юношу к столу. – Как всегда.
– Мне нужно увести её отсюда, – выдавил Данте, прилагая почти физическое усилие, чтобы моргнуть.
– И лишить всех нас удовольствия пообщаться с иным миром?
По этому поводу волноваться не стоит. Скоро большинство из вас его очень хорошо узнают, – мрачно подумал Данте, усаживаясь по левую руку от Шарлин и по правую – от Маргарет.
Брать остальных присутствующих за руки он категорически отказывался.
Когда он повернулся к девушке, она, видимо, впервые заметила Данте. Он протянул ей руку ладонью кверху, молча улыбнувшись и почувствовав, как тревога становится слабее. Он вдруг понял, что последние полчаса были хоть и не худшими в его жизни, но однозначно входили в пятёрку самых неприятных. И это включая день, когда его едва не повесил Карл Первый.
Ладонь у Шарлин была тёплой, но не влажной. Это вселяло уверенность.
– Я подозреваю, что за всем этим, – он указал взглядом на соседний край стола, – кроется какая-то история.
Правда, он сомневался, что хочет её услышать. Будь у Данте чувство юмора, он бы знатно позабавился, наблюдая за потугами Шарлин вызвать призраков, духов или хотя бы какого-нибудь завалявшегося полтергейста. Вместо этого он перестал улыбаться и принялся разглядывать собравшихся за столом людей. Все они были представителями первого класса, что существенно повышало вероятность – в сегодняшнем крушении они выживут. Впрочем, для Данте все они виделись покойниками, которые погибли так далеко от его времени, что общение с ними само по себе представлялось спиритическим сеансом. И даже медиум не нужен. Даже Шарлин будет давным-давно мертва, когда он вернётся в своё время.
Об этом Данте раньше не думал. Это было… болезненно.

Данте мог бы сказать, что не верит в сверхъестественное. Но подобное заявление требовало определить границы того естественного, сверх которого вещи не имеют права происходить. А этого он сделать не мог. Путешествуя во времени, начинаешь понимать, что в этом мире куда больше загадок, чем разгадок, и на каждый ответ найдётся вопрос. И если викинги помогали Ною строить ковчег, Леонардо да Винчи проектировал пирамиду Хеопса, а древняя цивилизация воевала с птицами,
то почему бы призракам не появиться на «Титанике»?
Потому что призраков не существует, – произнёс Данте хоть мысленно, но твёрдо, глядя, как в разных точках комнаты воздух густеет, меняет цвет на молочно-серый и материализуется в человеческие фигуры.
В то же время одна из участниц сеанса стала забираться на стол. Её движения – резкие, дёрганные – напоминали паучьи. Если, конечно, пауки носили бы корсеты и подъюбники. Некоторые из присутствующих по эту сторону стола мужчин даже деликатно отвернулись – джентльмен всегда остаётся джентльменом, особенно когда общается с гостем из куда более высшего света, чем этот.
Данте же глядел во все глаза. Но не под юбку, а чуть выше, где над причёской дамы воздух дрожал и покрывался рябью. Он уже видел подобное на этом корабле.
– «Не так» – слабо сказано, – тихо произнёс он.
Оказавшись на столе, дама встала на четвереньки и огляделась вокруг, задержав взгляд на каждом человеке. Все хранили молчание, никто не знал, как поступить. В комнате нарастал звук, который Данте сперва принял за жужжание мотора – это оказался смех женщины, полубезумный и жуткий. Он разрастался, как шум приближающейся машины.
– Я вижу путника. Он всегда в дороге. С ним дым и ветер, другой компании нет. Он видит впереди свет, он слышит звон колокола. Он хочет спать. Он думает, что мёртв.
Она хихикнула и коснулась пальцем губ, что в любой другой ситуации и в более молодом возрасте можно было бы принять за кокетство. Фигуры за спинами людей не двигались; они просто были здесь, появившись, когда – Хорошо, пока назовём это так, но не будем рассматривать как теорию, – в женщину вселился чужой дух.
– Маргарет, вы видите эти фигуры? – тихо спросил Данте у своей соседки слева.
Миссис Браун улыбалась. Ни капли страха не читалось в её лице, скорее – недоумение, какое может испытывать дама из высшего света, обнаружив в своей сумочке таракана: неизвестно, как он здесь появился, но разобраться с ним нужно.
– Я вижу только, как Эйлин возомнила себя четвёртой сестрой Фокс.
Тогда Данте повернулся к Шарлин.
– А ты? Ты видишь эти фигуры?
Дама, теперь известная как Эйлин, тем временем продолжала свой рассказ. Попутно она поворачивалась вокруг себя, хватаясь руками за края стола и время от времени придвигаясь поближе к тому или иному участнику сеанса, чем не особенно радовала «счастливчиков».
– Но нет, это не рай и не ад. Это просто гостиница, и там его уже ждут. Он заходит внутрь, и со всех сторон слышит голоса. Шёпот из стен. Он приветствует путника. Ему здесь рады.
Она очутилась лицом к лицу с Данте, провела ладонью по его щеке, взяла за подбородок, прижалась лбом к его лбу. Юноша не двигался, не пытался убрать её руки, но испытующе смотрел в глаза. От женщины пахло чем-то очень знакомым.
– Эйлин, это уже не смешно, – наконец вмешалась Маргарет. – Посмотри на этого милого мальчика, ты ведь пугаешь его.
Она ткнула в сторону Данте, после чего решительно встала. Эйлин обернулась к ней и, в точности копируя движения, также встала на ноги.
– Милый, милый мальчик… – эхом откликнулась она и, снова хихикнув, вытащила заколку из волос, которую бросила Данте. Тряхнув длинными локонами, она запрокинула голову и развела руки: – Но я уже позвала капитана!
– Немедленно прекрати, – громыхнула миссис Браун таким тоном, что Данте, будь он на месте Эйлин ли, духа ли, немедленно выполнил бы указание.
Последняя фраза – «я позвала капитана» – обратила на себя внимание 370-го. Зачем призраку звать капитана? Он хочет предупредить его об айсберге? Или он хочет навредить кораблю ещё больше?
– Здесь зеркальный потолок. Зеркала повсюду, но особенно много – на потолке, – продолжала Эйлин, стоя в прежней позе. Стоит ли упоминать, что потолок в комнате и не думал о том, чтобы отражать что-либо?
Маргарет попыталась схватить женщину за руку; Данте вскочил и помешал ей.
– Не прикасайтесь к ней, – велел он, после чего сам повернулся к одержимой: – Эйлин, зачем вы позвали капитана? Что ты хочешь ему сказать?
– Я позвала капитана. Пожалуйста, принесите мне вина.
Данте медленно опустился на своё место.
– Это же…
– Мы все здесь узники. Мы сами с собой это сделали.
Миссис Браун наконец удалось схватить Эйлин за руку – ты зашипела, ударила ей по лицу и попятилась назад. Вот только стол очень скоро закончился, а Эйлин всё не останавливалась: она наступила на чужое плечо, а потом её ноги уже свободно переступали по воздуху.
Все присутствующие вскочили и бросились в противоположную от одержимой сторону; комната заполнилась гулом.
– И в комнате хозяина они собрались, чтобы пировать! – кричала Эйлин.
Невидимые фигуры по-прежнему не двигались, даже когда кто-то проходил сквозь них.
– Это же… – снова повторил Данте, собираясь с мыслями, прокручивая в голове всё, что сказала одержимая – с некоторых пор он взял в привычку хранить увиденное и услышанное в течение пяти минут.
– Их кинжалы сделаны из стали. Но они не смогут заколоть чудовище. О нет, ха-ха-ха, они не смогут!
– Медиум, сделайте что-нибудь! Остановите её!
– Беги, путник, беги! Ты не сможешь убежать. Ты никогда не вернёшься домой. Ты никогда не сможешь уйти… – Эйлин прижалась спиной к стене и поползла вверх, пока не добралась до угла. Там она и остановилась, упершись руками и ногами в разные стены.
Раздался женский крик, и его обладательница тут же упала в обморок.
– Это же… – осознание пришло, как по щелку пальцев: всё встало на свои места. – Это же «Отель Калифорния»!
Данте повернулся к Шарлин. Будь у него чувство юмора, он бы сейчас смеялся. Он смеялся бы так, будто и сам вот-вот поползёт по стене в незанятый угол. Вместе этого Данте вздохнул:
– Призрак просто пересказывает нам песню Eagles.
– Нет! Не Калифорния! Час. Это отель «Час».
Голос принадлежал Эйлин. Оставалось понять, что она только что сделала – дала песне новое название или представилась.