Как известно, даже у стен есть уши. В гостинице "Час" они были бледными, зато с многолетним опытом. Уши, не стены. Рухлядь ненавидел тайны. Или обожал? Обожал ненавидеть! Любой секрет он принимал за персональный вызов и тут же спешил его раскрыть, развернуть, расчехлить, раскупорить - последнее лемур сделал бы с особой радостью, но вот беда, вкус и осязание - в пролете. Зато слух навострен. Рухлядь славился тем, что был всегда в курсе всего или, по крайней мере, делал вид. Главное - уверенность, если кто-то считает, что ты уже все знаешь, то непременно обмолвится о чем-то новеньком и до сей поры неизвестном. Однако когда Кнедлик и Мистер Сэй удалились в одну из комнат, надеяться можно было только на себя. Лемур порой интересовался, является ли скрытность общим качеством всех смотрителей станций или только с этими так не повезло. Пока что статистика вырисовывалась неутешительная. К другим печальным новостям, Сири не умела рисовать с помощью голосового управления.
Если Петра Рухлядь знал с рождения, о чем с завидным постоянством напоминал, то мистер Сэй среди смотрителей был новичком. К нему лемур все еще присматривался и в данный момент питал глубокое уважение, как из-за его характера, так и из-за технических умений. Впрочем, в "допотопной" технике 2014 года мистер Сэй разбирался хуже ребенка, над чем Рухлядь, на свой страх и риск, периодически подшучивал. Этот лемур никогда не учится на своих ошибках. Или вновь притворяется.
Кнедлик обнаружил Рухлядь в шкафу, когда проверял комнату перед разговором. «Как знал, паршивец!» - недовольно закатил глаза лемур. Выдав с ходу воспоминания о смене подгузников хозяина "Часа" в двухлетнем возрасте и несколько пикантных подробностей о его первом увлечении, Рухлядь был, наконец, выдворен за дверь. Довольно потирая руки, он направился к слуховому пункту в потолке над переговорной. «Дай поймать себя однажды, повторно искать уже не будут», - полагал лемур. На этот раз ему повезло не быть обнаруженным и не повезло услышать диалог, который Рухлядь мог предсказать и сам. Кнедлик попрощался с гостем и ушел первым, поспешил обработать вызов, скорее всего. «Скукотища», - закатил глаза он и направился вниз, чтобы в коридоре помахать мистеру Сэю на прощание и, возможно, невзначай попросить починить что-нибудь.
Смотритель явно уже развлекался, отчитывая неудачливого проходимца. Которому и делать здесь было нечего. Тем более с чашкой кофе. Тем более, когда единственными темами для обсуждения и перешептывания в данный момент были смерть Клариссы Шоу и встреча двух смотрителей. Как удачно они слились в одну. В этот момент в голове Рухляди родился План. От любопытства страдает каждый первый человек, находящийся в данный момент в коридоре гостиницы "Час" - факт. Рухлядь - совсем не человек - тоже факт.
- Неудавшийся кулинарный шедевр? – лемур кивнул в сторону пролитого кофе. – Я думал, ты можешь лучше. В конце концов, готовишь ты лучше, чем подслушиваешь. – Рухлядь сложил руки на груди и прислонился к стене, слегка в нее проваливаясь. – Серьезно? Дверь? Я не с точки зрения этики говорю, а из соображений практичности. Можно подумать, что ты горничная из второсортного сериала, – наморщил нос лемур. – До чего непрофессионально. Почитай шпионские романы, соседняя комната подошла бы намного лучше. Или нематериальность. Но это из области научной фантастики. – Рухлядь развел руками. Его подмывало подмигнуть, но это разрушило бы образ. – И что же услышал ты, Бостик? – лемур поднял бровь и сделал приглашающий жест рукой. Время обеда, случайных посетителей в этой части гостиницы не предвидится. Неслучайные, к счастью, уже встретили друг друга.

Отредактировано Lumber (22.09.2015 21:20:36)

Кажется, Рухлядь переборщил с язвительностью. Он ведь на самом деле считал Вернона мастером кулинарии, хоть и мог оценить ее только по запаху. Однако стоило лемуру решить быть помягче, как прилетел удар ниже пояса: ему и впрямь никогда не удастся попробовать чью-либо стряпню, каким бы ни было качество. Рухлядь даже дернулся было исчезнуть, что со стороны выглядело признаком нетерпеливого характера. Лемур вовремя стиснул зубы и с видом оскорбленного наследного принца остался - вел себя достойно и не бросал испепеляющие взгляды, хотя понятно было, что хотелось. Поза "оскорбленный король" отличалась наличием приторно-вежливой улыбки. Пока что было не до веселья. Несмотря на желание Рухляди улететь подальше от всех людей с их сложностями и обидчивостью - себя лемур, разумеется, считал примером терпеливости, - попасть в то самое "дальше" самостоятельно он не мог. Следовательно, необходимо было организовать временное партнерство. Любопытный новичок вполне подходит. К счастью, Бостик начал оправдываться, что было приятно самолюбию лемура, который ни за что не признал бы, что виноват в натянутой атмосфере в той же мере, что и собеседник.
- Я тебе? Умоляю! - снисходительно усмехнулся лемур. Рухлядь уже собирался выдать что-то колкое, но одумался. То ли Крот копает в перпендикулярном направлении, то ли бури магнитные, а раздражительным он был не вовремя. - Как насчет мы друг другу? - Рухлядь поднял руки в примирительном жесте и подлетел поближе. - Возможно, я смогу что-нибудь рассказать в дружеской беседе. - Улыбка лемура не уступала очарованием уловкам Вернона.
Бостик активно жестикулировал, а глаза его горели любопытством и восторгом. Слава Кроту, что не бутылкой виски. Лемур за свою долгую жизнь встречал несколько проходимцев, которым впечатлений от путешествий во времени не хватало. К сожалению, на блох алкоголь имел эффект обратный молоку. Куда бедняг только не заносило. Скажем только, что некоторым везло меньше, чем остальным. Рухлядь благосклонно принял оценку собственного всезнания и если бы был на самом деле пушистым зверьком, то даже замурлыкал бы. Он хихикнул при изображении Кнедлика и пробормотал: "Похож". К концу объяснения лемур убедился, что Вернон - именно тот, кто ему нужен, и посвятить в некоторые детали мужчину стоит. - Ах да, рыжий, припоминаю что-то, - задумчиво протянул Рухлядь. - Про двадцать седьмой номер слышал? Дикие стоны, призрачный антураж, заперт для посетителей? Так вот, это даже не я устроил, - с доверительной улыбкой поднял брови лемур. - Послевкусие, должно быть, от того самого рыжего. - Рухлядь ехидно улыбнулся, явно одобряя неприятности, которые доставлял номер мадам Ларскин. - Бруно Эдж Пасс и впрямь был опытным времявидцем. Еще бы, семнадцатилетний стаж работы! Сколько провальщиков ему обязано, и не перечесть! Герой, да и поговорить с ним было о чем. - Лемур описывал времявидца с гордостью, как будто тот был его собственным творением. Такая интонация всегда появлялась у Рухляди в рассказах о том, что он знает лучше собеседника, особенно если участвовал в истории сам. - Увы, самоотверженность не оплачивается. И Бруно Эдж Пассу не попался свой Бруно Эдж Пасс, когда было нужно. - Лемур разочарованно цокнул языком. - Иначе, возможно, он был бы сейчас с нами. - Рухлядь драматично вздохнул и возвел глаза к потолку. - Поэтому сейчас он обитает в другом месте, в другое время, ненавидит все, что пахнет часом, а особенно эту эпоху, и скорее всего напивается и стреляет по птицам, - затараторил Рухлядь, обильно жестикулируя, и даже показал два больших пальца, закончив на позитивной ноте. - Хочешь больше подробностей - спроси его сам. Я бы мог найти его, но увы, трудно вылезти из дыры, когда не можешь в нее залезть. - Лемур, казалось, был полностью увлечен мотыльком, бьющимся под абажуром лампы. Барон был тут как тут. - Был бы входной разрыв, а уж выйти я знаю, где. Мы, лемуры, пронырливы. - Рухлядь очаровательно улыбнулся. - Скажи, друг мой, тебе уже встречались временные разломы?

Отредактировано Lumber (24.09.2015 17:30:38)

Жители Эванстоуна приняли медицинские таланты Бруно (или их отсутствие), как бросающий наркоман новую дозу – недолго думая. Слишком долго эванстоуницы жили без врачей, во всём полагаясь на удачу, крепость техасского иммунитета и мясника Билли. Мясник Билли был последней инстанцией и решал проблему, что называется, на корню. Иными словами, отчаяние жителей Эванстоуна было так велико, что некоторое время они даже прислушивались к советам Бруно и пытались им следовать.
Что до самого Пасса, то за последний год он всякого насмотрелся: рваные раны, роды, перебитые конечности, сифилис… мясник Билли, опять же. Сейчас, к примеру, Бруно смотрел в рот местному рейнджеру, где, похоже, не так давно произошла небольшая ядерная катастрофа. Ещё никогда в жизни Бруно не доводилось видеть столько разнообразных оттенков чёрного, а про запах и упоминать не стоит – сивухе, которую подавали в «Голове индейца», и той не перебить это гнилостное амбре.
Бруно поднял глаза к потолку, в который раз спросил судьбу, за что она к нему так немилосердна, и взялся за щипцы.
Когда в каморку полицейского участка, называемую медицинским кабинетом разве что из жалости, заглянул один из помощников шерифа, он застал следующую картину: Бруно, упершись ногой в стену и засунув щипцы на добрые несколько сантиметров в рот бедолаге рейнджеру, тянул изо всех сил, не забывая при этом кряхтеть, краснеть и покрываться потом.
– Хей, док! Слышал про облаву на банду Билли-Боба?
– Слышал, что он ушёл и оставил вас глотать песок, – Бруно рванул ещё раз, но вновь безуспешно – зуб оказался крепким орешком.
– Мы повязали несколько его парней. Один из них, похоже, сейчас откинется – шериф Ходженс немного его продырявил.
– Ну и мир его праху.
– Да брось. Может, удастся довести подонка до виселицы.
Бруно отпустил щипцы, которые так и остались торчать изо рта рейнджера, и повернулся к помощнику шерифа, наградив его взглядом из тех, что оставляют глубокий отпечаток на ближайшем будущем нового обладателя. Бруно ненавидел эту работу. Чего уж там, он ненавидел это время целиком и полностью. И особенно он ненавидел банду Билли-Боба, которая последние месяцы не давала Эванстоуну житья и своими грабежами и налётами поставляла Бруно пациентов один за другим. С огромным удовольствием Бруно бы наблюдал, как один из бандитов медленно истекает кровью на тюремном полу. Однако отправлять всякий сброд на виселицу было, как выражался шериф Ходженс, делом принципа. Бруно не знал, что это за принцип, но принцип есть принцип, и у него есть дело.
– Никуда не уходи, – велел он рейнджеру, после чего взял нитки, иголку, бутылку спирта, бинты и пару угрожающего вида инструментов, о применении которых Бруно мог только догадываться. С таким-то аресеналом они с помощником шерифа и заявились в тюрьму. Тюрьма Эванстоуна находилась в полицейском участке, и камер в ней было настолько мало, что преступники сидели в камерах по трое, а то и вчетвером. Раненому шерифом разбойнику повезло – у него был только один сосед: светловолосый парень в одежде явно с чужого плеча*.
Помощник шерифа открыл замок и демонстративно показал кобуру на поясе, как бы предупреждая заключенных, что любое неверное движение – и работы у Бруно станет в два раза больше.
Пасс тем временем склонился над бандитом. Одежда мужчины успела пропитаться кровью и не останавливалась на достигнутом. Ходженс ранил его в плечо – Бруно пришлось разрезать рубаху, чтобы взглянуть на рану. Если бы в Эванстоуне в это время проходил забег в ад, этот парень уже вышел бы на финишную прямую.
Единственное, чем ему мог помочь Бруно – оптимизм.
– По сравнению с другими ты – счастливый человек, твой выбор прост. Ты можешь вылечиться или умереть. У остальных есть другие варианты, – заметил он, переворачивая парня на бок и проверяя выходное отверстие. – Вообще-то ты в любом случае умрёшь, все вы. У нас с бандитами разговор короткий.
– Зато верёвка длинная! – добавил из своего угла помощник шерифа.
И весело так, от души, засмеялся.

*Подразумевается, что Вернону уже дали одежду в участке.

[AVA]http://savepic.su/5804791.png[/AVA]

Отредактировано Bruno Edge Pass (13.11.2015 19:45:58)

Что-то неприятное разливалось в воздухе. Предчувствие катастрофы? Зловонное дыхание умирающего бандита? Голос проходимца, которому удалось застигнуть Бруно врасплох? Кто знает.
Тысяча мёртвых старьёвщиков и лемур в придачу! Они не дают мне покоя даже после всего… – додумать эту наполовину гневную, наполовину разочарованную мысль он не успел – тело рядом начало дёргаться и плеваться кровью, не то исполняя замысловатый чикагский танец, не то познав предсмертные судороги.
Так что, пытаясь сделать что-то – ХОТЬ, мать его, ЧТО-ТО, – Бруно чувствовал на себе пристальный взгляд проходимца и слышал, как тот критикует каждое его действие.
А услышав своё имя, он повернул лицо, впервые встречаясь с мужчиной взглядом, и спокойно так, беззлобно ответил на чистом дветысячидвенадцатом:
– Заговоришь со мной ещё раз, я тебе руку сломаю.
Бруно давно перестал разбивать людям сердце – оно у всех только одно. А вот костей 206. Ну максимум – 230.
Бруно вернулся к бандиту, который за то краткое время успел сыграть в доску. Его открытые глаза остекленели и уставились в потолок в немом вопросе – кто мы? зачем мы в этом мире? почему я такой грёбаный неудачник? Оставалось пожалеть его, ведь родись парень на пару столетий позже, мог бы спокойно всю жизнь просидеть перед телевизором, в целости и безопасности – ни тебе погонь, ни тебе перестрелок, ни тебе медицинского дарования Бруно Эдж Пасса.
– Этот всё! – крикнул Бруно помощнику шерифа. – Можете приберечь одну петлю.
Собрав вещи, кинул взгляд на проходимца, которому пообещал сломать руку. Мёдом им тут, что ли, намазано? Бруно чётко дал понять, что не хочет иметь ничего общего с временной братией. К тому же было нечто весьма подозрительное в том, как время обтекало этого человека.
Нехорошая улыбка превратила Бруно в Гринча.
– Не спешите убирать тело. Думаю, его приятель захочет попрощаться.
Пусть посидит несколько часов на пару с трупом – может, это отобьёт желание и дальше докучать Бруно.
Он вернулся в свою каморку злой, как Чарли Шин – едва ли не швырнул инструменты в угол, измерил комнату шагами, и эти три шажка вдоль и два поперёк вышли у него весьма драматичными. В конечном счёте Бруно рухнул на диван и попытался обрести душевную гармонию. Сделал глубокий вдох, глубокий выдох, попытался сконцентрироваться на чакре муладхара, чтобы поток живительной энергии обесцветил негативные эмоции, забрал боль и ненависть, а взамен принёс спокойствие, жизнерадостность, здоровье… Чакра так и не пожелала закрываться – шиш тебе, Бруно, а не живительная энергия. Негативные эмоции почему-то не хотели обесцвечиваться. Возможно, потому что он хотел убить каждого проходимца в этом и других мирах ржавой бензопилой!
А потом он поднял глаза и увидел, как время делится с ним своими секретами, как это рано или поздно, но слишком часто для Бруно, происходит со всеми времявидцами.
– Да вы, блин, шутите!

Тем временем помощник шерифа, от которого не ускользнула ни одна деталь этой сцены, запер камеру снаружи, с любопытством глядя на Вернона.
– Я тебя как будто уже видел. Ты не из банды Кида Гастингса? – поинтересовался он, но сам же себя перебил: – Нет, навряд ли. Откуда ты знаешь Дока?
Помощнику шерифа давно уже хотелось разузнать побольше об этом странном рыжем человеке, который появился в городе год назад и не спешил делиться своими тайнами.
На юге не любили людей с тёмным прошлым. Обычно их скелеты вылезали из шкафа и устраивали бойню, которая мирным жителям Эванстоуна ни к чему.
[AVA]http://savepic.su/5804791.png[/AVA]

Некоторые давние знакомые считали, что Бруно – зефирина в шоколаде: твёрдый снаружи, но мягкий внутри. Как бы там ни было, зефирина успела очерстветь настолько, что об неё впору зубы сломать. Поэтому у него не возникло ни одной мысли о том, чтобы помочь пришельцу из будущего. Все моральные принципы, голоса совести и чувства справедливости были заодно; в рыжеволосой голове царила демократия, и голосование прошло единогласно. Что до порядочности, то если ей слишком часто пользоваться, она изотрётся.
Впрочем, время придерживалось иного мнения.
Талант времявидца – это вам не на чайной гуще гадать: здесь одной фантазии и заварки недостаточно. Воздух над столом Бруно поплыл, задрожал, как бывает над очень горячим асфальтом. И действительно: Пасс почувствовал, как в лицо ему дохнуло чем-то горячим, влажным и очень аппетитным. Кажется, супом. А потом он услышал до боли (как правило, ушной) знакомый голос, который с переменным успехом продолжал являться к нему в кошмарных и эротических снах.
«Вас что-то беспокоит, Вернон?»
Кухня гостиницы «Час», разве можно забыть это место? О, если в прошлом чего-то и не хватало, так это чешской кухни. И бургеров. По бургерам он скучал даже больше, чем по Опре.
«А знаете, чего я хочу?» – продолжал допытываться голос, и в вопросе этом была заготовлена ловушка размером с троянского коня. Бруно даже сейчас почувствовал угрозу, исходящую от каждого звука. В теле его, впрочем, не дрогнут ни один мускул, если не брать в расчет сфинктер.
«…оставалось нашим прекрасным чистым домом, чтобы мы все о нем заботились».
Оставалось домом? Да вы, верно, издеваетесь над ним. Бруно замахал руками, отгоняя чужое время, как стаю мошек. Нехотя оно поддалось, однако голос Аманды Ларскин ещё некоторое время продолжая звучать, стихая, как эхо.
«…я вижу… нуждаетесь в моей помощи… Вернон».
Бруно закатил глаза и со стоном откинулся на стуле.
– Этот намёк был слишком толстым, не находишь? – поинтересовался он у потолка, к которому, за неимением физического присутствия собеседника, всегда обращался в подобных ситуациях. Некоторое время он ещё вглядывался в воздух перед собой и думал – А я отказываюсь в этом верить.
В таких ситуациях существовало только одно решение. Бруно решил пойти напиться.
В «Голове индейца» он уселся в угол и заказал самого ядрёного и самого двойного виски. И только осушив первый стакан, поинтересовался у бармена Чарли, который был туговат на оба уха, что делало его незаменимым слушателем:
– Ты когда-нибудь пытался сбежать от прошлого, Чарли?
– Рожать от пришлого? – мужчина покачал головой. – Жила у нас раньше одна вдова. Понесла от заезжего золотодобытчика…
Бруно так и не узнал, чем закончилась эта история любви: в бар ввалилась парочка незнакомцем самого отпетого вида и, чтоб сразу обозначить свою позицию, несколько раз выстрелили в потолок. Обычно в таких случаях жители Эванстоуна сами берутся за револьвер, вот только сейчас заведение пустовало: кроме Бруно, в зале сидели несколько работяг да полусонная шлюха Мэри-Джейн.
– Кто из вас Док? – присвистывая сквозь выбитый зуб, спросил один из вошедших.
Бруно медленно обернулся, смерил их взглядом, оценил дуло, направленное ему прямо в лицо. Стоило признать, что с такими аргументами парни звучали очень убедительно.
– Приёмные часы с девяти до часа. Записывайтесь заранее, – проговорил Бруно.
Окажись он в подобной ситуации в 21 веке, где-нибудь в банке, Пасс молчал бы в тряпочку и делал бы всё, чтобы в нём не появилось пары лишних отверстий. Однако на Диком Западе выжить можно было, лишь изображая из себя героя чертова вестерна: презрительно скалясь в лицо опасности и выдавая насмешливые комментарии на-гора. Все отношения, даже похитителя и заложника, здесь строились на уважении, и порой оно было единственной причиной не убивать кого-то.
Трусов здесь не любили. Стоило один раз показать страх, и всё – вернуть репутацию уже не получится. Так что Бруно осклабился, прищурился и смело взглянул в лицо судьбе, которое для разнообразия покрылось шрамами, обветрилось, загорело и явно фигурировало на паре-тройке плакатов «Разыскивается живым или мёртвым».
Один из мужчин приблизился к Бруно – чтобы тот смог поближе рассмотреть револьвер, видимо.
– Считай, уже записался, – сказал он. – Ты идёшь с нами.
Бруно пожал плечами и поднялся. Чего ж не пойти, когда так настойчиво приглашают.
– Бери инструменты. Подлатаешь кое-кого из наших.
Бруно хотел ответить, что для последнего, кого он подлатал, всё закончилось не так радужно, однако прикусил язык. Было очевидно, что остатки банды Билли Боба воспользовались тем, что шериф выслеживает их главаря, и напали на город. Ситуация хуже некуда. Ведь он и пообедать не успел!
Тем временем в участке ещё один бандит открыл камеру для того только, чтобы увидеть Вернона и окровавленное тело. Окровавленное тело при ближайшем рассмотрении очень напоминало самого бандита, разве что более позднюю версию.
– Отец! – позвал мертвеца мужчина и для верности потряс его. Тогда он повернулся к Вернону, схватил его за рубашку и притянул к себе, дыша в лицо потом и отчаянием: – Он что-нибудь говорил перед смертью? Про золото? Он сказал, где спрятал его?
В дверное проёме появилось лицо беззубого:
– Хей, Док у нас, давай живо. Мы сваливаем!
Бургер. Бруно всего-то хотел бургер. Разве это так много?

[AVA]http://savepic.su/5804791.png[/AVA]

В какой-то момент (месяцев восемь назад) Бруно перестал ошалевать от происходящего и просто смирился, что его жизнь превратилась в спагетти-вестерн, причём не первого сорта. Вот и сейчас, связанный, похищенный, он думал не о нависшей над его жизнью опасности, а об обеде. Который, увы, не маячил на горизонте, в отличие от скалистого ущелья, которые столь привлекают беглых каторжников, преступные банды и разрывы во времени.
Можно сказать им, что у меня с голода руки трясутся. Должно же у них быть какое-нибудь жаркое. Или хотя бы пара бутербродов… Хотя кого я обманываю, эти идиоты даже охотиться не умеют. В следующий раз надо попадать в плен к индейцам, они хотя бы готовят вкусно, – от этих вялотекущих размышлений его отвлек голос спереди, слишком громкий для того, чтобы Бруно сделал вид, будто не слышит, но слишком тихий, чтобы заметили громилы и избавили Пасса от необходимости отвечать.
– Хорошие люди всегда гибнут нехорошей смертью, но это не повод каждый раз доставать меня, – буркнул он.
Повисла пауза, в ходе которой Бруно попытался вернуться мыслями к куриным бульонам, стейкам и хрустящей жареной картошке. Всё без толку – он то и дело перебирал знакомых проходимцев и времявидцев, о которых могла бы пойти речь. Кто мог погибнуть – важный настолько, что Кнедлик отправил одного из своих (видимо, недавно прибывших – Бруно его не знал) подопечных к времявидцу, хотя и знал, что тот пошлёт далеко, грубо и наверняка? Был ли это Замша? Или, может быть, Лена Винтер наконец повстречала того, кто спускал курок быстрее неё? Представлять Аманду в числе почивших было так же тошно, но перед глазами встало и отказывалось отступать бледное лицо в окружении ярко-зелёных волос, которое уже никогда не будет запугивать персонал – разве что из неё сделают чучело и повесят в назидание всему штату прислуги.
Прислуга – политкорректно ли так говорить? В этом времени в политкорректности не было нужды. Да и зачем, когда есть рабовладение?
Или, по крайней мере, было.
Наконец он не выдержал и, предварительно убедившись, что к их разговору никто не прислушивается, изогнулся и легонько пихнул парня в спину. Не будем уточнять, чем. Вид перед Бруно представал что надо: даже сзади блондинчик казался несколько побитым жизнью – волосы всклокочены, шея покраснела и уже начала облазить. А Бруно-то думал, что он плохо выглядит в пустыне.
– Кто?

[AVA]http://savepic.su/5804791.png[/AVA]

Отредактировано Bruno Edge Pass (12.12.2015 08:11:28)

Вот так номер, Кларисса Шоу. Бруно испытал постыдное облегчение. Как и прочие времявидцы, он не встречал проходимцев предыдущих веков. И смерть тех, кого ты в глаза не видел, принять куда легче.
Тебе вообще не нужно ничего принимать, – одёрнул он себя. – Все, кого ты знал, ещё не родились. Ты застрял так далеко в прошлом, приятель, что можешь наплевать на старые связи.
Что он и сделал без промедления – сплюнул в сторону.
Тем временем красавчик спереди начал заметно нервничать. Бруно же, напротив, хранил спокойствие, и была тому одна веская причина: он догадывался, что будет дальше.
Племена апачи, чероки и команчи до сих пор расселялись на этих землях, но они выбирали равнины. А вот народ маури остался в горах. Время от времени до Эванстоуна доходили леденящие душу истории о нападениях и резне, устроенной воинами с перьями в волосах, и порой полдюжины бандитов не досчитывались скальпелей; но шериф Ходженс в это не вмешивался. Порядочные люди, говорил он, в ущельях не ошиваются. А значит, кто повстречает воинов племени маури, тот сам за себя.
Впрочем, Билли Боб был гастролёром, куда ему знать такие техасские премудрости. Бруно, насколько мог, вжался в спину впередисидящего, стиснул ноги покрепче и принялся перебирать в голове тексты всех известных ему песен, благо ни одной молитвы не знал.
– Просто пригнись к её шее и постарайся не упасть! – рыкнул Бруно. Совет, который помогал ему в столь разнообразных ситуациях!
Бруно свалился где-то по пути – и, как водится, в кусты. Сейчас было самое время объявить Судьбе, что она может делать с ним что угодно – подвергнуть любым испытаниям, посылать самые исчадные исчадия ада и даже поманить обещанием возвращения в светлое будущее: он не встанет. Однако испытания уже начались, а исчадия вот-вот, да появятся, что до светлого будущего, так блондинчик валялся неподалёку и даже сумел развязать верёвки. Бруно, предусмотрительно не расстававшийся со своим докторским саквояжем, проявил чудеса ловкости (Не прошла даром йога по четвергам, ой не прошла!) и достал скальпель, с помощью которого и обрёл такую долгожданную, но недолговечную свободу.
– Не буду я тебе никаким другом, – буркнул он, однако колючку вытащил. – Так.
Он занял позу «руки в боки, брови в кучку» – самую серьёзную и грозную из своего арсенала – и помолчал несколько мгновений, дав проходимцу возможность оценить всё красоту песка, сыплющегося из рыжих волос.
– Ты на станции явно новенький, сам бы ко мне не пришёл. Кто тебя отправил?
Видя, что парень не решается назвать имя, Бруно устало потёр переносицу и тяжело вздохнул.
– Окей. Тебя зовут Бостик, Вернон Бостик, и в детстве ты хотел получить прозвище «Босс». Облом, парень, одноклассники за глаза дразнили тебя «Тики-тики». Ты работаешь с едой, иногда – за еду, а иногда и еда работает с тобой. В твоём недавнем прошлом много мертвецов, два итальянских города и один лжец – его ты, кстати, встретишь снова. И есть в твоей жизни история с уткой, которую ты бы очень хотел забыть.
Бруно хлопнул в ладоши и, сжатые, прижал их к груди в ироничном поклоне.
– Видишь? Я всё равно узнаю. Просто мне придётся потратить время, которого у нас нет. Через две минуты вон оттуда, оттуда и ещё с той стороны, – Бруно ткнул пальцем в нужных направлениях, – покажутся маури. Они хоть и оказали нам услугу, отбив от Билли Боба, но теперь считают своей добычей.
Интересно, это маури людоеды? Или апачи? Всё никак не могу запомнить.
Про индейцев, конечно, был блеф – смотреть в будущее это вам не в замочную скважину подглядывать: никакой конкретики по заказу. Но если произвёл впечатление, нужно пользоваться им на всю катушку.
Откуда же Бруно мог знать, что, ткнув пальцем в небо, проделает в нём дыру, и полезут оттуда очень кровожадные каннибалы?

[AVA]http://savepic.su/5804791.png[/AVA]

Бруно не любил индейцев. Что и неудивительно – Бруно вообще мало кого любил. Но с особой страстью он не любил тех представителей рода людского, рождённых и ещё нет, кто рассматривал его в качестве второго блюда, поданного на стол вместе с россыпью картошки фри и соусом «тар-тар».
Или что нынче модно у коренного населения Североамериканских штатов?
Поэтому, когда поднятая лошадьми пыль осела и сквозь неё проглянули разукрашенные лица с высокими скулами и сомнительными намерениями, Бруно последовал примеру Бостика. Да, он знал, что индейцы догонят его, даже если Бруно удастся забраться на лошадь. Да, втиснуться между камней – не самый удачный план. Нет, когда ты прячешь голову и не видишь людей, они всё равно могут видеть тебя. Но попробовать стоило!
– Дочь вождя! Точно! Отвезите нас к вождю! – радостно крикнул он, цепляясь за последнюю соломинку.
А уж со съедим мы разберёмся позже, – коварно и, что главное, мысленно добавил он, заранее предвкушая все прелести ада, который обрушат на коренное население все последующие поколения новоамериканцев.
Вот так они снова оказались на коне.
С будущим обедом особенно не церемонились – но, по крайней мере, не пытались оскорбительно шутить над цветом бруниных волос, и на том спасибо. Когда их бросили в яму, Пасс больно ударился локтём и сквозь зубы высказал всё, что думает о межнациональной розни. А в данный момент он был очень даже за.
Самое интересное, что обвинить во всех своих бедах Бостика было нельзя. Удали его из повествования, Бруно всё равно оказался бы на этом месте в это время. Однако он решил попробовать.
– Это всё ты виноват, – буркнул Бруно, опускаясь на землю и устраиваясь поудобнее.
Вы когда-нибудь пытались устроиться поудобнее в трёхметровой яме, рассчитанной на одного человека, но волей судьбы ставшей достаточно гостеприимной, чтобы вместить двух? Сюрприз: удобство и комфорт – не та цель, с которой её создавали.
Слова Вернона, его ругань и сетования, звучали задним планом и постепенно слились в белый шум, так что Бруно не особенно обращал на них внимание. И очень зря. Что-то очень знакомое, очень раздражающее было в одном из звуков, произнесённых им.
– Стоп-стоп-стоп! Остановись и отмотай назад. Лемур? Ты сказал, что пришёл из-за лемура?
Он поднял глаза к небу и рассмеялся. Смеялся Бруно едко, громко и, что главное, над собой. Стоило бы сразу догадаться, что единственным в «Часе», кому хватит дерзости и опрометчивости отправить гостя на съедение Пассу, окажется Рухлядь.
– Что ж, сегодня жизнь научила тебя важной вещи – не верить лемурам. Вряд ли у тебя будет время использовать этот опыт, но зато ты умрёшь обновлённым.
Бруно предпринял попытку выпрямиться, занять вертикальное положение или хотя бы дотянуться до карманов. В них могло заваляться что-то очень ценное. Или не могло – второй вариант оказался самым правдоподобным.
Тогда он просто облокотился на Вернона, прищурился, старательно копируя Клинта Иствуда, и проникновенно сказал, обращаясь не то к земле, не то к отсутствующим обитателям «Часа».
– А знаете, ваш новичок подаёт определённые надежды. В его словах чувствуется какое-то благородное безумие, – он перевёл взгляд на Вернона и похлопал его по плечу. – Расстроить свадьбу? Значит, расстроим. Гостиница плохого не посоветует.
И вот тогда-то решётку над их головами убрали, а появившийся кусок неба заслонили два недружелюбных лица в перьях.
– Вам предоставлена великая честь стать дарами для дочери вождя, прекрасной Поющей Гусыни.
Бруню ухмыльнулся и ткнул Вернона в бок.
– Вообще-то он предпочитает чаек. Так что гусыню я возьму на себя.
[AVA]http://savepic.su/5804791.png[/AVA]

Отредактировано Bruno Edge Pass (13.01.2016 00:45:44)

Некоторые ситуации требуют решительных мер, другие – выдерживания паузы, третьи – позорного бегства. Бруно никогда не обладал талантом различать их. Чем он обладал, так это прекрасной огненной шевелюрой, что и заметила девица, представшая перед ним.
Девица, стоит заметить, была что надо: щёки, колени, тарелка с рагу на заднем плане. И у неё тоже были волосы – не последнее достоинство в женщинах, уж поверьте опыту Бруно.
Он дождался, когда два молодца покинут вигвам, а оставшись наедине с дочерью вождя, сладко хрустнул шеей, разминая затекшие члены. После этого, сопровождаемый пристальным взглядом миндалевидных глаз, прошёлся взад-вперёд, якобы осматриваясь, а на деле же занимая стратегически выгодное место поближе к рагу.
– Там, откуда я родом, меня называли Бруно – Скользящий По Краю – Всегда Пасс. Здесь же меня называют Доктор. Для друзей Док. Для тебя Доктор.
Гусыня смерила его снисходительным взглядом и выдала свой вердикт:
– Я буду называть тебя Длинным Языком.
– Ну это нам ещё предстоит выяснить, – подмигнул Бруно.
Гусыня язвительно засмеялась, отчего две окружности под кожаной рубахой затрепетали. Зрелище это ненадолго отвлекло Бруно от рагу.
– Известно ли тебе, бледнолицый, что сегодня племя празднует мою свадьбу?
– Я не люблю свадьбы, – пожал Бруно плечами. – Много танцев, много стариков. Мало алкоголя. Но мы с товарищем не хотим отвлекать тебя в такой важный день, так что, пожалуй, пойдём восвояси. У тебя наверняка ещё много приготовлений – причёска, макияж, исправить рассадку гостей…
– Причёска. Да. Мне нравятся твои волосы.
Она вновь подняла нож. Тот был не в крови, не выглядел использованным, но Поющая Гусыня всем своим видом показывала его грубую историю – тем, как держала его.
Что-то у меня нехорошее предчувствие, – подумал Бруно. А нехорошее предчувствие времявидца в разы точнее прогноза синоптиков.
– Ооо, – глубокомысленно протянул он. – Я вижу, к чему ты клонишь.
Когда Бруно было восемь лет (представьте эту картину – юный Бруно в коротких штанишках, с тяжёлым портфелем, с надеждой в глазах и мороженкой в руках. Нет, лучше не представляйте), он вылил на голову учительницы физкультуры то, что не принято выливать на голову учительниц. Особенно физкультуры. С тех пор он не поднимал руку на женщину, предварительно не уточнив её стоп-слово. А ведь мало кому из смертных мужчин доводилось пережить по вине прекрасного пола столько неприятностей и злоключений, сколько Бруно! Вот только ради защиты собственных волос он был готов поступиться этими правилами. Чего уж там, он втоптал бы их в грязь, разорвал в клочью, заплевал с высокой колокольни.
У Пасса было несколько предметов гордости. Честь и достоинство, вещи, конечно, для мужчины важные. Но куда выше их он ценил свои чудесные волосы. Они были его верными спутниками и лучшими друзьями, они обогревали его зимой, а ещё в них удобно было прятать еду. Так что отстаивать их сохранность Бруно был готов с голыми руками, а то и вовсе без рук.
Он слишком поздно понял, что слова «только через мой труп» лучше не произносить перед представительницей племени людоедов.

Тем временем Вернон недолго просидел в одиночестве. Снаружи над ямой послышались голоса, причём один голос приказывал другому, а тот, другой, не особенно соглашался. Перепалка постепенно переросла в ссору и непременно закончилась бы дракой, если бы третий голос не назвал одного «Лепёшкой из-под собачьего хвоста», а другого «Трусливой шакальей задницей». По крайней мере, именно так станция перевела красочный язык маури, в котором для каждого из этих определений имелось отдельное слово.
– Желтоволосый, поднимайся, – Вернону скинули верёвку. – С тобой желает говорить Верховный Шаман. Ты не смеешь открывать рот в его присутствии, пока он не позволит сам. Понимаешь? – и чтобы облегчить понимание, говоривший – а третий голос принадлежал именно ему – наотмашь ударил Вернона открытой ладонью по лицу.
Шаман жил в дальнем конце деревни, так что Вернона провели на виду у всех. Дети и женщины оборачивались, когда его тащили мимо них. На него показывали пальцем и что-то кричали вслед, под общий одобрительный смех. В вигваме, куда его ввели, было так накурено, что увидеть что-то на расстоянии вытянутой руки не представлялось возможным. Дым извивался, образуя причудливые узоры, и пах портняжной мастерской в тысячах километрах и в столетиях отсюда.
– Духи говорили со мной, – раздался старческий голос из дыма. – Они рассказали о двух чужаках. У одного из них сердце с разумом не в ладах. Как раненый бизон, он мчится к обрыву, хотя и знает, что упадёт. Другой – Змея, которая отравляет всё вокруг. Но это Великая Змея, и ей предстоят такие же великие свершения. Как только маури привели тебя из гор, я услышал скрип чешуи.
Старческая ладонь появилась из дыма и указала в угол, где разве что только ощупью можно было найти подстилку.
– Садись, слушай и запоминай. Ветры, шепчущие в травах, – это голоса духов, что живут в земле и обращены к душе, которой ведомо о существовании таких духов. Дух друга может преодолеть многие мили и незримо пребудет с человеком, который верит в друга и в силу дружбы. Порыв ветров, полыхание молний, зверь, привидевшийся во тьме – все это знаки человеку, который готов их читать и слился с силами природы.
Дым, будто живой, скрутился в спираль, за которой можно было разглядеть седого старика, такого древнего, его кожа казалась покрытой пеплом.
– Запомнил? А теперь ты можешь задать мне три вопроса.

[ava]http://savepic.ru/8352432.png[/ava]

Звук, принятый Верноном за женский крик, на самом деле был звоном разбитого материнского сердца. Да и как сердцу не разбиться, когда твоя единственная дочь сбегает из-под венца вместе с главным свадебным блюдом?
В общем, пять минут, которые Бруно провёл наедине с Поющей Гусыней, не прошли даром. После года, прожитого с миссис Ларскин, никакой людоедкой его не напугаешь.
Когда они крались по лагерю к стоянке лошадей, Бруно и не думал возвращаться за Верноном. Вообще-то он и вовсе забыл о существовании блондина, а когда вспомнил, лишь хлопнул себя ладонью по лбу.
Ну, я сделал всё, что мог. Вечная память его шевелюре, – решил он и начал было уже забираться на лошадь. А потом произошло вот что.
Всё.
Союз вождя апачи с Поющей Гусыней должен был стать залогом мира между племенами, но маури не искали мира. Они черпали силу из мяса убитых врагов, а не из политики. Высокомерный отказ оскорбил вождя, и он поклялся духами предков, что свадьбе не бывать. Не в сумрачном Лондоне, а на просторах североамериканских прерий должен был Шекспир искать сюжеты для своих бессмертных произведений!
Так или иначе, боевой клич апачей раздался на лагерем маури и привёл в боевую готовность всех, кто было бросился на поиски рыжеволосого стейка.
– Чувствую, сейчас полетят скальпы, – пробормотал Бруно сквозь зубы, после чего схватил Гусыню за плечи.
Наукой доказано, что в критических ситуациях женщины лучше соображают, если их хорошенько встряхнуть, что Бруно и сделал с расчётом на её физическое превосходство.
– Со мной был бледнолицый. Что с ним?
– Убит. Зажарен. Может, развлекает Бешеного Коня, – она дёрнула плечом, без труда сбрасывая хватку Бруно. – А почему ты спрашиваешь, любовь моя? Нам нужно бежать! Забудь про своего слугу, он станет кормом для шакалов.
– Боюсь за шакалов. Значит, так, женщина: готовь трёх коней, я буду через минуту.
Найти пришельца из иного времени довольно просто, если знать, куда смотреть. Гораздо труднее уворачиваться от томагавков и стрел, летящих со всех сторон, а также перепрыгивать через подожжённые вигвамы. Бруно добрался до палатки на краю лагеря, переполненный адреналином, эмоциями и весьма красочными эпитетами в адрес краснокожих.
Он приоткрыл полог и заглянул внутрь. Звуков боя отсюда было не услышать, да и попахивало ядрёной травой – неудивительно, что обитатели вигвама не заметили начавшегося в лагере кипиша.
– Приветик! Как дела? Умирать не собираешься?
Тут прямо возле головы Бруно просвистела стрела и, вспоров шкуру, из которой была сделана стена вигвама, вонзилась прямо возле Вернона.

В третьем классе учитель труда мистер Хаффингтон сказал Бруно, что люди допускают ошибки для того, чтобы научиться на них, и каждое падение – это только трамплин для взлёта. Учитывая количество ошибок, которые Бруно совершил за свою жизнь, он уже должен был получить Нобелевскую премию или научиться летать. Впрочем, он даже не узнал, как нужно трудиться.
Видимо, мистер Хаффингтон был так себе учителем.
Ошибкой было бы помогать Бостику, ведь Бруно однажды уже прокричал в небо точное направление, куда пошлет всех пришельцев из будущего, стоит им очутиться на пороге – а подобные клятвы не так-то просто отозвать. Дай слабину один раз, и к твоей двери потянется цепочка проходимцев – одному в деле помочь, другому совет дать, третьему спинку почесать: так придётся и секретаршу заводить. Против секретарши Бруно как раз и не возражал, а вот остальные пункты его беспокоили.
Если вообще можно говорить о беспокойстве человека, которого сегодня хотели подать в качестве главного блюда на свадьбе каннибалов.
Однако Вернон смотрел на него так, как давно не глядели на Бруно – будто Пасс был его если не последней, то весьма близкой к краю надеждой. Грустный щенячий взгляд не растрогал рыжего, но явно всколыхнул в нём давно забытые чувства. Чувство принадлежности? Собственной значимости? Бруно был ему явно нужен.
Но что было нужно Бруно?
– Молчи, женщина, – буркнул он в сторону маури. Ему всегда хотелось сказать это, и один раз он даже попытался, за что был жестоко избит. Слова произвели эффект заклинания «Ступефай» (да-да, Бруно читал «Гарри Поттера». Пять раз.) – Поющая Гусыня замерла и смотрела на Бруно так, будто в ближайшее время не только петь, но и мычать не сможет.
Пасс слез с коня и остановился возле знака, сообщающего, что население Эванстоуна составляет гордых 87 человек.
– Я знал, что погиб проходимец. У времени есть собственный план, и когда в него вмешиваются, добра не жди. Что-то приближается, Тики-тики – событие значимости, которую вам ни оценить, ни понять не дано. Это метеорит, и летит он на нашу маленькую планетку с охеренно большой скоростью, не притормаживая даже на поворотах.
Говоря, он осматривался вокруг, пока не обнаружил неподалёку костёр. Бруно достал из него уголёк, а когда вернулся к знаку, принялся исправлять последнюю цифру на «8».
– Я не люблю драматизировать, но вы, ребята, стоите на краю пропасти. И дам тебе совет: даже на краю пропасти можно выжить, если соблюдать определённые правил: цепляйся ногтями и никогда не смотри вниз.
Он сделал шаг назад, любуясь своим творением, как заправский художник. Потом отбросил уголь, отряхнул почерневшие пальцы без особого успеха и развернулся к Бостику.
– Тебе говорили о Чревовещателе? Ха, по лицу вижу, что нет. Поспрашивай Кнедлика, хотя ставлю пиво, что он тебе и слова не скажет. У него много секретиков.
Бруно произнёс последние слова с плохо скрываемым злорадством. У них со смотрителем «Часа» была очень долгая история, и закончилась она отнюдь не «хэппи эндом».
Пасс оглянулся по сторонам, как будто на милю вокруг была хоть одна душа, способная не только подслушать, но и понять их разговор, и поманил Бостика угольно-чёрным пальцем. Голос он понизил до заговорщицкого:
– У Клариссы Шоу был собственный манипулятор временной воронки. Интересно было бы посмотреть, как его настраивали в последний раз, да? Можно даже подсчитать, в каком времени она была в последний раз.
Вот только найти манипулятор будет сложно – если убийца, конечно, не идиот. А может, её и убили специально, чтобы получить переносную машину времени.
Пока они говорили, солнце медленно сползло к горизонту, окрасив песок в красный, не сказать кровавый, цвет. Пора было заканчивать рандеву, на что Пасс тактично намекнул, ткнув пальцем в сторону ущелья:
– Высокая скала там. Передавай привет Аманде – надеюсь, она до сих пор скорбит по мне.
Он нехорошо осклабился, показав зубы – на удивление белые и ровные, хотя от Бруно можно было ожидать любого стоматологического извращения.
– Нет, серьёзно – в город тебе нельзя, ты же из тюрьмы сбежал. Наши такого не прощают, в ближайшие недели будут искать тебя ретивей, чем Кида Гастингса.
А с копами Эванстоуна шутки плохи – это вам половина жителей местного кладбище подтвердит. Бруно порой казалось, что именно из этого городка пошла великая традиция южан встречать незваных гостей улыбчивым оскалом двустволки.
Тем временем действие магического заклинания истекло, и к Поющей Гусыне вновь вернулась возможность говорить, которую они тут же продемонстрировала.
– Река моей долины, сколько мы ещё будем ждать, прежде чем ты представишь меня своему племени? Я голодна.
Бруно вздохнул и отметил про себя, что в следующий раз надо брать кого-то попроще, а то дочери вождей слишком избалованы.
– Потерпи, ужин скоро.
– Надеюсь, вы хорошо откармливаете своих детей. Ненавижу сухое мясо.
Бруно побледнел и, отвернувшись к Бостику, прокомментировал:
– А вот над этим ещё предстоит поработать, – он подмигнул проходимцу, после чего вернулся в седло. И уже оттуда, с высоты лошади, добавил:
– Будь осторожнее, Тики-тики. Жители «Часа» кажутся хорошими людьми, но не особенно полагайся на них. Даже хорошие люди поступают плохо.
На прощание он приложил ладонь к голове, будто на ней была шляпа, и козырнул. Они с Поющей Гусыней успели отъехать на несколько метров, прежде чем Бруно что-то вспомнил и потянул поводья, заставляя лошадь остановиться.
– Хей, новичок! Может, тебе будет интересно. Тот лжец в твоём прошлом, о котором я упоминал. Я неправильно выразился. Он не столько лжец, сколько… – Бруно пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, – подражатель и имитатор. Даже, я бы сказал, пересмешник. Чао-какао.
И, пришпорив свою лошадь, Бруно поскакал в закат.