Его звали Бруно Эдж Пасс, и он заглядывал в будущее. Чаще всего будущее смотрело на него в ответ и просило не лезть не в своё дело.
От приключений прошлого дня болело тело, от последствий – голова. И под последствиями Бруно подразумевал дочь вождя маури, прекрасную Поющую Гусыню. На поверку она оказалась не такой уж прекрасной, но если храп можно назвать пением – считайте, что сегодня ночью Бруно побывал в опере.
Другой причиной, по которой Пасс не мог заснуть, был наследственный каннибализм его новой знакомой. Он боялся, что открыв глаза, не досчитается дорогих сердцу частей тела. Как тогда, в 2008. Никогда не появляйтесь на Хануку в Лос-Анджелесе.
Но природа, усталость и четверть галлона бренди взяли своё, и ему всё-таки удалось забыться тревожным, мутным сном, в котором он гонялся по «Часу» за попугаем, а потом угодил в огромный котёл, в котором Ларскин поливала его пивом. А он плескался, плескался, и хохотал так задорно, чувствуя себя Дитой фон Тиз…
Проснулся он от того, что в котле появилась брешь и всё пиво ушло через неё на вечеринку. Как неблагодарно с его стороны! Хотя сейчас кое-что волновало Бруно больше, чем предательство любимого напитка. Время ощутимо волновалось, а время, как говорится, волнуется только раз.
(Вообще-то Бруно только что выдумал эту поговорку, нащупывая в рассветных сумерках детали одежды – но под руку, как назло, попадалась одна бахрома). День сегодня, видимо, будет из тех, что требуют лёгкого кровотечения.
Временной разлом в ущелье рядом с Эванстоуном обычно пустовал. Висел себе спокойно в воздухе, напевал йодли да иногда разбрасывался кошками, если день выдавался особенно скучным. Но в последнее время разлом, как плохо зажившую рану, тревожили зачастившие в эти времена гости. А заживающую рану тревожить нельзя. Это вам Бруно как псевдоврач говорит.
Наконец справившись в брюками и сапогами, он вышел вон.
Эванстоун – маленькое поселение, зовущееся городом скорее из национальной гордости и надежд на лучшее. Все дома на одной-единственной улице можно было разглядеть за раз, стоит приложить определённые усилия. Что Бруно и сделал с присущим ему хрустом шеи.
На улице не было никого. И только свет следующего дня озарил для него ещё одну возможность попасть в неловкое положение.
– Хей! Есть здесь кто? – тихонько позвал Бруно, следуя традициям великих американских фильмов ужасов.
Если где-то за таверной притаилась банда Гастингса или маури, принесшие отмщение бледнокожим, Пасс предпочёл бы, чтобы они ответили утвердительно. Что до ожившей куклы с проклятием, идущим из глубины веков, то она пусть остаётся на месте и молчит в тряпочку.
Но в ответ прозвучала лишь тишина. И храп Гусыни, слышимый даже с улицы. Да и не видел он гостей из будущего поблизости. Кто-то обманывал Бруно: либо время, либо зрение. И он больше доверял времени.
Пасс вернулся в дом за револьвером. Обретя уверенность по фамилии Кольт, Бруно ступил на припорошенную гравием дорогу.
– Предупреждаю – не стоит шутить со мной, пока я не выпью кофе, – пониженный голос его был похож на утробное шипение кота, который пытается спугнуть голубя за окном, но при этом не хочет получить тапком от разбуженного хозяина. – Кофе я, кстати, не пью.
С пистолетом наготове Пасс крался по улицам Эванстоуна, и вид у него был до того заговорщицкий, что любой случайный наблюдатель именно Бруно и принял бы за незваного гостя, который явился с дурными намерениями.
А если бы его увидел шериф Ходженс, разом принял бы за воришку и пристрелил без лишних вопросов. Законом в Эванстоуне управлял человек со шкурой носорога и головой, которую не возьмёт ни одна пуля. Он видел всё происходящее вокруг и передвигался быстрее лошади. А если перед завтраком Ходженс не отправлял в тюрьму пару-другую дебоширов, ему бекон в горло не лез – это у него называлось «нагулять аппетит». Словом, шериф Эванстоуна был человеком, которого вы не захотите случайно напугать в тёмной подворотне.
А ещё он был прямым предком Бруно Эдж Пасса.

[ava]http://savepic.ru/10147541.png[/ava]

Бруно опустил оружие, но облегчённого вздоха не издал. Он вообще некоторое время не издавал никаких звуков, мысленно спрашивая богов христианского, древнеримского и подземного миров, за какие заслуги они обращаются с ним столь жестоким образом.
Если Рухлядь появился на пороге, никто не говорит «жди беды». Потому что знают – беда уже здесь. Дождались.
– Сири переживёт, – наконец сказал Бруно. – Она и не такое переживала с тех пор, как люди научились говорить «Окей, гугл».
Вид у лемура был довольный и – не побоимся этого слова (а мы не побоимся) – жизнерадостный, что было особенно странно, учитывая, что ни жизни, ни особой радости вокруг не наблюдалось. Эванстоун продолжал спать и не подозревал, что на улицах его появилась ядерная бомба замедленного действия, для разнообразия принявшая образ бледного, лохматого, несколько прозрачного мужчины. Лучи восходящего солнца проходили сквозь Рухлядь, ничуть не утруждая себя преломлением.
Когда старьёвщик отправил Бруно в прошлое и проходимцы даже мизинцем на ноге не шевельнули, чтобы вернуть его, Пасс сказал всем станциям и их обитателям: «Плодитесь и размножайтесь». Правда, несколько иными словами. Впрочем, обиды на Рухлядь он не держал – вряд ли лемур смог бы ему чем-то помочь в тот месяц мучительного ожидания, пока Линкольн произносил слова присяги, а Бруно дожидался спасения, сидя на камне посреди места, которому только предстояло стать отелем «Час».
– Ну приветик, – сказал Бруно с видом человека, который готов принять всё, что жизнь ему может предложить, бросить в лицо, передать на тайной встрече и скинуть на голову с крыши ближайшего здания.
– Ты отправил ко мне новичка, и тот чуть не погиб, – в голосе Бруно не было обвинений – он произнёс это так, будто передавал последние слухи. – Ему что, не объяснили главное правило клуба – не связывайся с Рухлядью?
Бруно испытывал смешанные чувства. На одной стороне качелей была досада от того, что призраки – а в данном случае это слово нужно толковать буквально – прошлого нашли его и теперь пытаются втянуть в битву, в которой он давно проиграл. С другой стороны – и Бруно упорно не признавался себе в этом – вчерашние приключения с Верноном напомнили ему, как весело было раньше и какое удовольствие он получал, решая проблемы времени. Ведь возможность видеть и понимать время была единственным, в чём Бруно действительно преуспел. Отними её, что останется? Неудачник с обгрызенными ногтями и алкогольной зависимостью.
Поэтому вместо того, чтобы развернуться на 180 градусов и забраться под тёплый бок Поющей Гусыни, Бруно махнул в сторону ближайшего переулка, где бы их разговор не услышали неспокойные уши и не увидели чужие глаза.

[ava]http://savepic.ru/10147541.png[/ava]